Вскочив с постели, я накинула пеньюар и вызвала горничную.
— Доброе утро, айми. К сожалению, новостей нет, — печально произнесла Ирма.
— Я поняла, — кивнула и внезапно осознала, что не чувствую ничего. Ни радости, ни тоски, ни сожаления. За эти дни мои эмоции словно атрофировались, исчезли, уступив место пустоте. Такой темной и тягучей, что из нее, казалось, невозможно выбраться, оставалось только глубже погружаться в черноту. — Ирма, где вся почта?
— Какая почта, айми? — непонимающе нахмурилась девушка, ловко заправляя постель.
— Не знаю, письма, записки, хоть что-нибудь, — несколько раздраженно ответила я.
Какие-нибудь слова утешения, поддержки. Пусть и насквозь фальшивые, но так необходимые сейчас.
Почему все вокруг молчали?
«Скорее всего, слуги, видя мое состояние, решили меня поберечь и ничего не приносили. Филипп… он, наверное, весь извелся, не получив от меня ни строчки».
О том, почему он ни разу не навестил, я старалась не думать.
«Он просто… очень воспитанный. Понимает, как мне тяжело и дает возможность побыть одной… хотя… его поддержка сейчас как никогда нужна. Надо, надо найти почту. Это все объяснит».
— Ничего не было, госпожа, — растерянно отозвалась Ирма и замерла с подушкой в руках. А в глазах ее плескалась такая жалость, что захотелось кричать.
— Вероятно, это какая-то ошибка, — пробормотала я, потирая ноющие виски.
«Потому что это не может быть правдой. Никак не может. Мы же Альбери — древняя, всеми уважаемая семья… или я чего-то не знаю?»
— Ирма, мое платье! — приказала я, застыв посреди комнаты.
— Какое? — тут же встрепенулась горничная.
— Любое, — все больше раздражаясь, отрезала я.
И с силой впилась ногтями в свою густую шевелюру, словно это могло помочь очнуться от кошмара, в который как-то незаметно превратилась моя жизнь.
Я больше не могла сидеть и ждать. И так слишком много времени потратила на хандру.
Следовало действовать. Уверения нашего поверенного в том, что все будет хорошо и нечего волноваться, меня уже не устраивали.
Пришла пора признаться себе, что все совсем не хорошо и надо предпринимать хоть какие-то меры. Идти с прошением к королю, в конце концов. Он точно не откажет.
Стоило мне переодеться и привести себя в порядок, как в дверях спальни появился дворецкий.
— Айми Николетта, — почтительно склонил седую голову Аберфот, — к вам гордин Оферман. Я проводил его в голубую гостиную (прим. авт.: гордин — вежливое обращение к мужчине-простолюдину).
— Отлично. Именно он мне и нужен.
— Прикажете подать чай с бутербродами?
— Позже, Аберфот, — проходя мимо него, быстро ответила я, — все позже.