– Какие гости в моем скромном доме,– шепеляво, беззубо прошамкала старуха, стоило толкнуть старую, замшелую дверь, стоящую у самой кромки воды. – Я думала, ты занят в эти дни, Нимедасофер, чтобы найти время на визит к старой подруге.
Захлопнув дверь за собой, отрезая от нас сырой земляной запах болот и едкие туманы, я невольно кривился.
– Ты никогда не была моей подругой, Гвин. И прекрати этот маскарад. Напрасно стараешься,– я махнул рукой, обведя все кругом, и полуразрушенный дымный очаг, и стены, затянутые паутиной. И ее саму, невысокую, толстую и сморщенную, как старая поганка. Даже ее маленькие, черные глазки, посаженные за огромным кривым носом, меня сегодня нервировали.
– Никак по серьезному вопросу пожаловал, раз мои шутки не по душе,– уже нормальным голосом прокомментировала Пророчица, и повела ладонью, начиная от двери. Помещение тут же начало меняться, ширясь и светлее на глазах. Пропали трещины в стенах, старая рассохшаяся лавка стала вдруг мягким диваном. Вместо круглого маленького окна, появилось переливчатое стекло во всю стену, за которым в саду цвели голубые цветы.
Даже очаг изменился, став большим камином с резными портиками. Над веселым пламенем, чистым и ровным, висел один-единственный серебряный котелок. Старуха продолжила движение ладони, и вся стена у очага оказалась заставлено ровными рядами склянок и колб. Чуть в стороне была еще одна дверь, узкая и неприметная, ведущая в личные комнаты пророчицы, где я бывал всего-то раз.
–Так лучше? – недовольно сложив руки на грязном фартуке, вопросила ведьма.
– Это тоже убери, пожалуйста. Смотреть не могу.
– Какой-то ты сегодня нежный, – хмыкнула древняя Ша, и провела ладонь перед собой.
Фея стала чуть выше, разгладились морщины, ушли жуткие уродливые бородавки, да и нос вернулся к обычному размеру. Вся фигура сделалась легче, тоньше, а складки платья посветлели, превратившись из грубого, потертого льна в тонкий шелк и кружево.
Через мгновение передо мной стояла фея с бледными, голубыми волосами и серьезными глазами очень старой ведьма.
– Присаживайся, Нимедасовер, и рассказывай, зачем пожаловал,– Ша повернулась ко мне спиной, я стали хорошо видны ее смятые, как иссохшие листья, бледные крылья. Гвин давно уже не могла летать или принимать малый облик, но тот, кто посчитал бы ее слабой и беззащитной, оказался бы полны дурнем.
– Я пришел испросить долг,– тихо и уверенно отозвался, пока болотная ведьма насыпала в заварник ей одной ведомые травы.
Ша вздрогнула, замерла, и все же не оборачиваясь, продолжила готовить напиток. Мы оба знали, что этот день настанет.