На кухне Элла хозяйничает и раскладывает ужин по тарелкам. И Адам с тоской понимает, что сто лет не ел домашней еды. И именно здесь и сейчас ему так уютно. Дом. Он понял, что она может стать его домом. Он живо представил, какого это возвращаться домой не в пустую квартиру. А в дом. Где пахнет вкусным ужином и немного красками. Где Элла будет ходить в его футболке и с кисточкой в руках. Он понимал, что это звучало как безумие и как мечта. Одновременно.
– Эй, где ты летаешь?
– Прости, что?
– Я спросила нужна ли тебе добавка. Два раза.
– Ох, да. Конечно. Когда голодный мужчина отказывался от добавки?
Она поднялась со стола, чтобы добавить ему лазанью.
– Адааам?
– Мммм?
– Скажи мне: да.
– О Боже. Почему мне кажется, что я пожалею об этом?
Она звонко рассмеялась.
– Скажешь?
– Конечно, скажу, – и добавил соблазнительным голосом, – дааа.
– Я хочу нарисовать тебя. Сегодня. Сейчас. Когда ты доешь.
– Серьезно?
– Угу.
– Мне нужно будет раздеться?
– Хочешь раздеться?
– Почему ты всегда отвечает вопросом?
– Почему бы и нет?
– Перестань.
– Что перестать?
– Иди сюда.
Он посадил ее на колени.
– Ты знаешь, что сводишь меня с ума?
– Ты выглядишь вполне нормальным.
– Ты знаешь, что нет. Целуй меня. Сейчас.
– А если нет?
– Ты тоже скажешь мне да. Целуй.
Она поцеловала его. Он ответил. Мир вокруг перестал существовать. Только двое на кухне. Тепло. Нежно. Ярко.
– Пойдем?
– Ммм куда?, – его взгляд сделался мечтательным.
– О Боже, о чем ты думаешь? – Элла слегла ударила его по плечу, – Рисуноок. Я хочу рисовать тебя, парень.
– Хорошо, хорошо – поднял руки. – Идем. Мне нужно будет лечь на диван, как в Титанике?
– О боже. Перестань. Пожалуйста. Просто сядь, как тебе удобно. Я хочу нарисовать твое лицо.
Они переместились в ее комнату. Адам сел на кровать, а Элла начала раскладывать принадлежности. Она достала бумагу и палитру, кисточки и акварель. Принесла воду. Она раскладывала рисовальные принадлежности с особенным трепетом.
– Я сначала сделаю небольшой набросок карандашом, а потом перейду к краскам. Расслабься. Я включу музыку?
– Хорошо.
– Сэм Смит, ладно?
Тишину нарушил приятный голос певца. Элла начала пританцовывать, как тогда в клубе. Потом она села за стол и начала рисовать карандашом. Она слушала музыку и полностью растворилась в рисунке. Выводила линии. Изучала его лицо. Она ели заметно улыбнулась, когда начала рисовать его губы.
– Почему ты улыбаешься?
– Боже, Адам, ты такой удивительный. Мне нравятся твои губы. Очень красивые. И глаза. Такие живые. Глубокие.
– Только не говори, что в них можно утонуть.
Они рассмеялись.