Её каблуки отдавались громким стуком, но их всё равно никто не слышал. Скоро 9 утра, все спешат. Она каждый день утром едет на работу и может сказать абсолютно точно, что утром каждый занят лишь своими мыслями. И даже огромное количество прижатого друг к другу людей в вагонах не делает их нисколько ближе. Так и с сапожками. Бывало возвращаешься поздно с работы, выглянешь на одинокой станции рядом с домой и гулко вышагиваешь по пустынному гранитному полу. Вот тогда кажется, что это стучат не каблуки, а повторяется эхом такт твоего стучащего сердца. И только одиноко приехавший на соседнюю платформу поезд скроет твой трепет и прервёт внутреннюю борьбу с неуверенностью.
Но вот сейчас она шла и думала о том, что совсем не слышно её гордых каблуков, которые так звонко отчеканивают на пустой платформе. Таких каблуков тут полно, и потому они сливаются в единый общий гул, перемежаемый приездом и отъездом поездов.
Да, шумно. И в этом шуме она особо ничего не успела понять или разобрать. Вроде бы был какой-то хлопок. Возможно, у кого-то упал чемодан на пол. Впрочем, какой же тут может быть чемодан, когда люди с утра на работу едут? Ну, а может как раз кто-то до Павелецкой поедет на поезд садиться. Всякое может быть.
Она пошла дальше, всё ещё не вынимая носа из твидового пальто. Ах да, этот странный мужчина. Чем же он всё-таки так задел. Впрочем, важно ли это? Да почему бы и нет, не о работе же думать. Он задел её своим игнором. Точно! В детстве мама всегда, когда обижалась на неё, просто начинала игнорировать. И это было ужасно. Она, маленькая девочка, совершенно ничего плохого не делала, а мама поступала с ней так жестоко. Вот что отозвалось для неё в этом мужчине.
“Что ж”, – подумала она, – по крайней мере одну из книг по психологии я прочитала не зря. Возможно в будущем, когда я встречу свою любовь и организую гармоничную семью, я скажу что-нибудь хорошее и о других книгах или о психологии в целом. А пока что радоваться особо нечему”. Она улыбнулась себе в пальто и её небольшие накрашенные глазки впервые за это утро лукаво блеснули огоньком.
Вот и лестница перехода. Она знала где он относительно вагонов поезда, а потому часто подгадывала так, чтобы оказаться на выходе к нему поближе. Уже на первых ступенях она заметила что-то неладное. Люди удивлённо притормаживали и сбивались в кучи.
“Тут что, демонстрация что ли? Чего они все орут?”, – подумала она, обходя одного и расступаясь перед другим, хотя по негласному правилу все поднимались или спускались по правой стороне.
То тут, то там раздавались отдалённые крики. Отдалённые не в том плане, что они были далеко, а в том, что для неё они были совсем не важны. Она привыкла к частым эпатажам в столице, шла в своих мыслях и думала о своём будущем. Её даже не особо тревожило то, что пара человек её откровенно толкнули. Конечно, в давке бывало всякое, но не на переходе же на другую станцию. Это, прямо скажем, даже некультурно. Совсем люди стыд и совесть потеряли, не думают куда идут, и уж тем более, бегут.