– Я это… извинится хотел. – Это был Морган. Стоять долго он не мог, поэтому все по-прежнему морщась, он присел на пол.
– Проехали. – Промолвил Туз, сморщившись от воды. Так они сидели некоторое время, пока Туз не заговорил.
– А у тебя что? – Морган не понял.
– Что «что»?
– Какая у тебя история с культом? – Такие вопросы были не приняты в обществе Эдстоуна. Все, что касалось личных, внутренних потрясений активно пряталось внутрь самих пострадавших, то есть всех выживших. Кому интересны твои проблемы, когда у других их не меньше. Держи это про себе и страдай этой хренью сам, другим не лучше твоего, нечего их грузить.
– С чего это тебе интересно.
– Раз уж мы идём на безрассудную смерть, то хочется знать, с кем. – Морган молчал, переваривая услышанное. По лицу Туз понял, что Морган согласен со сказанным.
– Жена и дочь пропали во время беспорядков в 69-м. Ну, когда бомбы упали. Нашёл в одной из груд трупов, оставшихся после резни. Если бы не кулон на шеях- ни за чтобы не узнал. – Голос и слова Моргана старались быть, отстраненными, холодными, но все внутри него дрожало. Трясущимися пальцами он достал из-под куртки кулон, прицепленный на серебристую цепочку, висящей на его шее. Открыв небольшой овальный корпус, он показал его Тузу. Чёрно-белая, выцветшая фотография молодой, улыбающейся семьи. Впервые за долгое время Туз видел какого поистине улыбающегося. Из здорового глаза Моргана побежала слеза, смешиваясь с грязью и кровью на лице, она меняла цвет, как хамелеон. Они снова замолчали. Туз ничего не говорил, потому что на своем опыте знал, что слова о жалости или сочувствии- пустая болтовня.
– Недолго этим выродкам осталось. – Нарушил молчание Туз. Морган вернул контроль над собой.
– Да. Верно. – В его голосе сквозила ледяная ненависть и горячая жажда крови.
Месть. Месть. Месть. Когда по всей планете стихло зарево ядерного огня, а места ударов превратились в фонящие пустоши, здесь, в Эдстоуне, который почти не задело ребром стал вопрос: и что теперь? Все, кто выжил после резни в 69-м, кто слышал мертвый шум радио и пересказывал из уст в уста байки об ударах по континенту просто не знали, что делать дальше. Их не тронуло. А вот их близких- да. У многих были родственники, близкие, друзья и любимые там, на континенте. А теперь где они? Но абсолютно все потеряли кого-то в резне 69-ого. Шок от молниеносной ядерной войны, от погромов, резкого ухудшения качества жизни вел население Эдстоуна в два тупика. Первый: суицид. Легко, просто и надёжно, но, блин, страшно. Это был путь самых отчаявшихся, кому реально было нечего тереть, ведь все уже давно утрачено. Второй: идеология. Человек не может жить без идеи, иначе он просто скатится до обычного животного. Идеология порядка (вояки), идеология рынка (Сейбр-Ринг), идеология религии («Праведники»). Но всех их затмила идеология мести. В той или иной степени, она сочилась изо всех вышеуказанных идеологий, где-то откровенно и жирно, не скрываясь, как с бандитами Норфброука или с «Патрулем». Где-то скрытно и неофициально, как с Сейбр-Ринг или «Праведниками». Но все мстили друг другу за что-то. Ведь с таким принципом так легко жить, сами рассудите: вот враг, по ту сторону. Он нанес тебе вред, он повинен во всем говне, из-за него ты страдаешь. И все тяготы постядерного мира кажутся незначительными. Незначительными, пока враг жив. Жив и дышит с тобой одним заражённым воздухом, пьет ту же загрязнённую воду и жрет то же мерзкое содержание консерв. Кто бы какими идеями не прикрывался, все они хотели лишь мести за что-то. И вот, возможно, единственные представители человечества загремели в злополучный, неразрывный круг бесконечного насилия. Не то чтобы пацифистские речи о мире и взаимопонимании здесь были уместны, но разве не нарастающий цикл насилия и привел этот мир к краху? Если и отвечать на вопрос «что дальше», среди ответов точно не должно быть пункта про всепожирающую жестокость и месть.