— Вот, сбит лендкрузером, — передал медицинский листок, что заполнял всю дорогу, врач скорой помощи встретившей нас медсестричке.
Совсем молоденькая, она куталась в толстый свитер с горлом, едва заметно дрожа то ли от холода, то ли от обстановки. Лично я ничего не чувствовал. Вообще никак температуру вокруг не ощущал. Только смотря на нее это понял.
— Вы тоже умерли? — раздавшийся позади голос заставил меня вздрогнуть и резко обернуться.
Передо мной стоял мальчик лет десяти. Черноволосый, худющий как смерть. Глаза у него были голодные, из одежды — какие-то тряпки. Что-то зацепило меня в его внешности, но мозг словно отказывался верить в увиденное.
— Ты кто?
— Меня Мышью зовут. Звали, — отозвался малец и шмыгнул носом. — Дядя, так вы тоже умерли, да?
— Наверное, — растерялся я от этого простого вопроса.
— А как?
— Машина сбила. А ты чего здесь делаешь? — спохватился я. — И как меня видишь?
— Так я тоже… — провел он рукой по «моему» столу.
Ладонь пацана прошла его насквозь. Вот сейчас я понял, что меня цепляло — пацан просвечивал насквозь! Да и выглядел как-то тускло, если отвести взгляд, то боковым зрением его уже и не увидишь. Я огляделся и в паре метров от нас увидел лежащее на столе тельце, накрытое простынкой. С моего места оно казалось еще меньше, чем выглядел пацан.
— А ты как умер?
— Отравился, — вздохнул Мышь. — Йогурт просроченный оказался.
— Разве от этого умирают? Почему тебя в больницу сразу не отвезли? Ведь не мгновенно же ты умер?
— Три дня маялся, — признался пацан и непроизвольно дотронулся живота. Лицо его скривилось от воспоминаний о жуткой боли.
— Так почему не помогли-то?
— А кто? Я бродяжка, — пожал тот плечами.
И вроде бы равнодушно он это сказал, но сколько затаенной тоски было в этих двух словах! Захотелось погладить его, как-то ободрить. Никогда не мог пройти мимо ребенка, если видел, что ему нужна помощь, и сейчас тоже не удержался. Шагнул к нему, отчего Мышь сжался в страхе, но не отступил. Аккуратно взял его за руку, боясь, что и он для меня окажется неосязаем. Но нет, моя ладонь коснулась холодного тонкого плечика. Уже не сомневаясь, я притянул его к себе и обнял, стараясь согреть. Тот замер сначала, а затем всхлипнул. Спустя минуту пацан откровенно ревел, выплескивая накопившийся страх.
— Успокоился? — когда плач затих, спросил я.
Вроде я только обнимал и успокаивал его, а чувство было, словно вагон разгрузил.
— Да, спасибо, — на меня посмотрели яркие сияющие синим светом глаза. — Мне стало гораздо легче.
— Ну и хорошо, — кивнул я и вдруг плюхнулся на пол.