– Этот выродок… я не верю, что он сектант, – задумчиво сказал муж. – Никаких следов религиозности и экстремизма я у него не увидел. Лживый и хитрожопый, вот и все.
– Мне кажется, что он ко мне подкатывает, – невзначай заметила девушка.
– Ерунда, – ответил Илья, и по нему было заметно, что он действительно не озабочивается этим.
– Ты вообще ревнуешь меня когда-нибудь?
– Не в таких случаях. У него ведь нет шансов, – он оскалился. – Или тебе хочется, чтоб я был ревнивым отелло?
Крылова натянуто улыбнулась в ответ и отрицательно помахала головой – ей и так было предостаточно его жестокости. Хотя раньше ей нравилось, когда муж ревновал, делая этим свою любовь к ней более осязаемой. Хотя, о какой любви речь?!
– Ты сможешь расколоть его? – спросила она, вдруг прижимаясь к Горину. – Так, чтоб скорее.
– Могу. Но зачем пытки? – заметил он, отстраняясь и справедливо подозревая, что она лишь хочет его использовать. – Поверь, скоро он сам все расскажет.
Она насупилась, закусив губу. Между ними давно пробежала черная кошка, и теперь каждый ход одного из супругов сопровождался соответствующей ответной реакцией. Когда она хотела примирения и нежности, он ее грубо отшивал. И наоборот. Замкнутый круг, из которого больше не было выхода. Разрыв на разрыве, разбитая чаша, которую не склеить…
Илья продолжал делать вид, что все в порядке – но это была больше дань каким-то своим принципам и привычкам. Не выносить сор из избы, не показывать подчиненным слабость, не унижать привселюдно члена семьи… Единственное, что еще вызывало у него муки совести – это его приступы ярости, когда он мог ее ударить. Боясь потерять молодую жену, он задаривал ее роскошными дорогими нарядами, добытыми разведчиками в экспедициях. Но она не бросала его – и постепенно страх потери исчез, а Горин привык к своим срывам – люди ко всему привыкают.
Поэтому, когда муж ушел спать, Лена уже привычно не проследовала за ним, а осталась на кухне, вспомнив о рюкзаке Менаева. Томик со стихами Бодлера, карта и туристический каталог… в принципе, только карта и представляла интерес.
Пока она не обнаружила в потайном кармашке тетрадь… вот это была находка! Заварив зеленый чай, она пролистнула несколько страниц, с трудом разбирая отвратительный почерк, когда ей удалось прочесть четверостишие:
Вдруг ты кися, то я котик,
Ласковый, и весь в пуху
Так что, кися? Возьмешь в ротик?
Мой стоячий куй…
Она поперхнулась и закашлялась, заплевав тетрадный лист… глаза стали квадратными, а брови полезли на лоб. ЧТО?! Крылова вытерла тетрадь салфеткой и перечитала стихотворение.