– Так ведь этот самолёт – это юридически уже территория Штатов! А в Штатах любой, кто не улыбается, кто нос повесил, тот не свой, тот чужой! Вот и вам, мистер Гвоздёв с вашей женой, было бы не лишним сменить прежние маски на новые, на улыбающиеся!
Я сначала опешил от подобной откровенности и точности ответа, а потом расхохотался:
– Фёдор! Может, для кого-то другого оставишь это нелепое клеймо – мистер? Давай по-свойски!
– В США это невозможно, мистер Гвоздёв! У нас, конечно, не дошло до такого как в Англии, там вообще жуткий снобизм, но всё-таки каждый сверчок должен знать свой шесток. Иначе ему грозят проблемы!
– Нас же никто не слышит, – стал я раскачивать Фёдора.
– Те люди, которым это нужно, нас слышат всегда и везде! – ответил Фёдор с ослепительной театральной улыбкой, которую теперь предстояло носить и мне, и моей Светлане.
– Это, конечно, в переносном смысле? – усомнился я и вдруг заметил, что сам автоматически стал улыбаться. – В таком шуме нас ведь расслышать невозможно!
Фёдор опять расплылся в улыбке:
– Вам лучше знать, мистер Гвоздёв!
– Чёрт побери! Тебе хоть кол на голове чеши, а ты всё своё – мистер, да мистер! Говорю же, нас никто не слышит!
– Пусть даже так, мистер Гвоздёв! Но вы для меня – босс! А с боссом по-свойски не положено! – он снова расплылся.
– Я понял! – улыбнулся и я. – У тебя строгие инструкции. Обязанности, да?
– Считайте, как вам угодно, мистер Гвоздёв!
– А где же мой босс?
– Вы спрашиваете о докторе Кеннеди?
– Так других я пока и не знаю! – усмехнулся я.
– Доктор Кеннеди летит в другом самолёте. Чтобы не терять время, он через океан летает на Конкорде. Получается почти в четыре раза быстрее! – улыбнулся Фёдор.
– Вот те раз! Будто мы не торопимся?
– Не в том дело! Ваше время столько не стоит! – ответил Фёдор всё с той же счастливой улыбкой.
Я надолго замолчал. Светланка задремала. Фёдор вопросов не задавал, пялясь на большой экран телевизора.
Наконец, я не выдержал:
– Мистер Фёдор! – схитрил я, рассчитывая на другую реакцию соседа.
– Да, сэр? – мгновенно повернулся ко мне Фёдор с такой ослепительной улыбкой, что мне показалось, будто ее вызвало моё обращение «мистер».
– А как вам удалось в таком совершенстве изучить русский язык? Мне-то всегда казалось, будто такое совершенство достигается лишь в младенчестве или в раннем детстве.
– Вы правы, сэр! – ощерился Фёдор. – Я вырос в семье русских эмигрантов второго поколения. Если бы оно оказалось третьим и, тем более, четвёртым, то мой русский сильно отличался бы от вашего современного языка. Это было бы куда заметнее, нежели теперь, сэр!