Свои чужие (Шэй) - страница 102

Как дальше жить без Эльки, с которой я не расставалась с детства?

Куда идти без Кости, к надежности и обязательности которого я так привыкла.

Когда ты чертова медийная личность – всегда ценишь тех людей, которые интересовались тобой до того, как твое имя начали по три тысячи раз вбивать в поисковике. Кто у меня такой был? Костя, с которым я общалась еще юным, только пошедшим в печать автором? Элька, которая видела мои тексты, когда их было еще опасно людям показывать? И вот их нет… Предали!

В своей квартире я долго сижу прямо на полу в прихожей и гляжу в темноту квартиры.

Встаю, переодеваюсь, вешаю платье в шкаф. Задумчиво скольжу пальцами по гладкой синей ткани.

Какая символика… Нет, все-таки плохая была идея позволять Варламову и выбирать, и покупать мне это платье, предназначенное для праздника другого моего мужчины.

Хотя… Хотя, может, и не так все плохо…

Ловя себя на этой мысли, я издаю нервный смешок.

Да уж, лучше так поняла, что нет, не стоит мне цепляться за Анисимова.

Хорошо же, двумя Иудами в моей жизни меньше, так?

Встаю, включаю свет, достаю из шкафа глубокую сумку.

Все равно сейчас не усну, руки просят чем-нибудь заняться, так хоть избавлюсь от вещей этого… персонажа.

На самом деле я лохушка. Почему мне для того, чтобы что-то понять, обязательно дать обухом по голове?

Почему Варламов может понять, что ему нужно, может вышвырнуть Верочку с вещами из своей квартиры, вычистить страничку в Фейсбуке от фоток со своими бабами?

Почему я на все доводы моей интуиции, на все противление души так и не решилась выставить Анисимова сама?

Можно ли сейчас назвать интуицией то, что два года я так упорно не могла впустить Анисимова в свою жизнь? Я ведь пыталась, правда. Сколько внутренней борьбы было проделано, но уступки у себя удалось выбить минимальные. Даже это решение о росписи, о том, что надо съехаться, далось мне с огромным трудом. Мне все сильнее начинало казаться, что я сбегу из ЗАГСа во время росписи. Казаться-то казалось, но я по-прежнему надеялась, что все обойдется. Что это – простая притирка, она же у всех бывает, так ведь?

Боялась быть одна? Да, я боялась. Очень. Я помню несколько одиноких лет после развода. Первый – самый черный, и два других, которые я прожила только потому, что писала как заведенная. Просто потому что вокруг меня были мои герои, они говорили со мной, не давая окончательно уйти в депрессию.

А потом – появился Костя. И оказалось, что можно писать до трех часов ночи, а потом нырять под одеяло, в теплые руки, и засыпать, усталой и спокойной.

Я скучала по этому. У меня это было, когда-то, давно, вечность назад, когда у нас с Димой все было еще хорошо. Я скучала по самой себе, по историям и чувствам, льющимся из-под пальцев. По всему, от чего отказалась ради Димы когда-то. И по теплым мужским объятиям я тоже очень скучала.