Уже выходя из квартиры я все-таки натыкаюсь на унылого.
Все-таки сцена в духе “К нам едет ревизор” – случилась. И как и там – все участники замирают, глядя друг на дружку и решая, что делать.
Унылый смотрит на меня ошарашено, я на него – с нарастающей неприязнью. Ну вот что она в нем нашла, он же… Типичный менеджер. Физиономия скучная, вытянутая, очочки эти… Волосенки зализанные. Ни фигуры, ни фактуры. Тренажерку наверняка видит в страшных снах, потому что бицепсы дохловаты. Вот что? Оставлять Полли вот этому недоразумению почти что стыдно. Полина заслуживает самого лучшего.
Боже, как я хочу его придушить. Но я не могу. Мне нельзя. Это не мое дело.
Я сейчас уйду, а этот кусок дерьма будет выносить Полине мозг, потому что наверняка что-нибудь там поймет не так. Съездить бы ему по роже хотя бы заранее, но и этому моему желанию исполниться не судьба.
В руках у унылого цветы. Я опускаю на них глаза, разглядываю.
– Между прочим у Полины на розы аллергия, – раздраженно кривлю губы я, оттесняя унылого со своей дороги и сглатывая «кретина», которым очень хотелось закончить фразу.
Рожа у соперника вытягивается – он явно обрабатывает, что я ему вообще сказал и задается вопросом, откуда я это вообще знаю. Он еще и тормоз.
– Ты кто такой вообще? – сложно удержать себя в руках, когда тебя хватает за локоть человек, которому ты едва-едва не бьешь морду за все хорошее. Сложно. Но ради Полли я могу иногда заткнуть внутреннего эгоиста.
– Отвали, – яростно рычу я, успешно справляясь с порывом двинуть этому недомачо в нос, и топропливо ныряю в лифт, пока еще не сорвало последние саморезики с самоконтроля.
И все-таки уже сев в машину я долго сижу за рулем, смотрю перед собой, не замечая абсолютно ничего. Руки еще помнят, как обнимали мою девочку, я сам помню её тепло, её запах. Господи, как же я лоханулся, влезая в этот проект с её книгой… Почему? Потому что сейчас, в тысячу раз сильнее, чем раньше, я хочу вернуть себе Полину. Насовсем. А права я на это не имею!
– Что здесь случилось? – медленно произносит Костя за моей спиной. Теперь точно он. Капец. Не могу представить, что было бы, если бы он пришел на десять минут раньше, но даже сейчас предстоящий разговор с объяснениями мне не нравится.
– Мой бывший апокалипсис тут случился, – устало отзываюсь я. – Проходи в кухню, сейчас я приду.
Я не хочу говорить. Вообще ничего и никому. Я хочу забиться в какой-нибудь уголочек и разрыдаться, потому что в моей груди пустынный сухой жар. И тишина. Мне нужны слезы. Чтобы смыть все это. Утопить в них эту пустоту, что сейчас раздирает мою душу. Но хочу ли я говорить или нет – не важно. Костя имеет право на объяснения.