Подруга внимательно выслушав меня, помолчала некоторое время, а потом, взяв эти бумаги-документы, стала внимательно их просматривать.
– Да это просто какая-то волшебная лечебница, – проговорила она. – Ты посмотри какие отзывы "Папа… дни и ночи кричал от боли, два года принимал сильнейшие обезболивающие препараты, действующие как наркотики, и только там… нам помогли…Соседи не верили своим глазам, когда отец вернулся домой…"
"Люди, чудеса на свете случаются. Я теперь это точно знаю, потому что прошла через ад и сумела выкарабкаться".
– Вот эти хвалебные отзывы меня и настораживают. Так не бывает. Впрочем, Лена, тебе не о чем беспокоиться. Зря ты так переживаешь. Я все выясню. Надо же, ни адреса не оставила, ни телефона – это тоже удивляет. Хорошо хоть есть фамилия директора заведения. Мне нужно 2-3 дня. Сегодня же займусь этим, муж поможет.
После разговора с Ритой, мне стало чуть-чуть легче, уже не так тяжело было дышать. И я почувствовала, что опасность, кажется, миновала. А какая, так и не поняла.
И вновь я окунулась в прошлое.
Зачем я только вышла замуж за Славку? Уж лучше бы я осталась одна. Мне вспомнилась Наталья – мой педагог по живописи. Я тогда подумывала о том, чтобы поступать в Художественную академию и часто бывала у нее.
Наташа в 38 лет уже была известным художником. Я любила ее, восхищалась, прислушивалась к ее советам. Она писала картины, иллюстрировала художественные произведения, занималась дизайном обложек книг и для детей и для взрослых. В каждом, наверное, доме нашлись бы книги, где фигурировали ее имя и фамилия – Наталья Смирнова.
На стене у нее в прихожей висела гравюра со словами И. Крамского: "…Главное – мысль разрешить…Если уж написать картину – то о самом важном, если пейзаж – то такой, чтобы преступник отказался бы от черного замысла…"
"Это напоминание себе, – объясняла Наташа. – Если бы зрители, затаив дыхание, застывали пораженными перед моими картинами, то я бы считала жизнь состоявшейся".
Возможно застывали, замирали, возможно кто-то и избежал черных замыслов, ведь трижды Наталья устраивала выставку и каждый раз все ее картины были нарасхват.
Однажды, придя к ней, я застала у нее на кухне мужчину – ее соседа с другого подъезда. Ему было где-то за 50. Это был бывший боцман торговых судов. Его уже списали по состоянию здоровья, но ему нравилось, когда его называли боцманом.
Мужик с аппетитом уплепетывал какое-то блюдо. Потом, смачно вытерев губы салфеткой, выдохнул:
– Хорошая ты баба, Наташка, и собой ладная и готовишь вкусно, только вот несчастная очень. Немного Богом обиженная. Ну что это за жизнь – ни детей, ни мужа. Что ты после себя оставишь? Жизнь у тебя мимо проходит.