Отняли у меня эти целители и время и деньги и …надежду встать на ноги. В душе осталась одна растерянность перед будущим. "Все, – решила я тогда, – мне нужно отдохнуть от всех вас… Не верю, не хочу". Правда, был еще один психиатр, который все-таки произвел впечатление, сказал мне такое… нет, не буду я сейчас вспоминать об этом.
Скорей бы пришла Роза, так хочется с кем-нибудь поговорить. Надо отвлечься, надо отвлечься.
Роза, мой социальный работник, как-то принесла мне заметку с описанием японского трехстишья – Хайку. Я еще удивилась, ведь правильно – Хокку? Но оказалось, что Хайку[1] это уже другое, это уже самостоятельный стих, не требующий продолжения. Попробуйте в трех строчках выразить любовь, горе, радость, события вселенной, явление природы, высветить яркие мгновения жизни, озвучить то, объяснение которому можно дать на нескольких страницах. Полюбились мне складывать эти емкие, глубокие трехстишья. Иногда, непроизвольно и всплывает что-то в голове.
Листья желтые
Листья красные
Старость красивая.
Вот они скукожились
Пора раздумий, время раздумий
А я всегда нахожусь в раздумьях. Все мои дни проходят в размышлениях.
Я потянулась к своим костылям, помощникам в нынешней моей жизни. Там, у окна, стоит мое любимое кресло-качалка. Иногда я добираюсь до этого кресла и с наслаждением усаживаюсь туда. Есть у меня такая странность смотреть на небо, беседовать с ним. И каким бы оно ни было – серым, облачным, угрюмым, ясным – оно всегда подпитывает меня своей таинственной силой и дает некоторое успокоение.
Я растеряла всех своих добрых знакомых, друзей, приятельниц. Сама шла к разрыву отношений. От некоторых отошла после тех давних трагических обстоятельств в моей жизни, а остальные отсеялись уже сейчас, за время болезни. Зачем втягивать людей в свое несчастье, зачем приглашать их на смотрины своей ущербности? Как бы друзья ни старались, вижу в их глазах жалость, а иной раз и праздное любопытство.
Одна моя школьная подруга так вообще далеко зашла. Приходит, садится возле меня, губы сложит куриной попочкой и начинает причитать: "Ох, Ленка, да что же такое происходит с тобой, почему ты такая у меня несчастная, ущербная, ну хоть в петлю лезь".
"Спасибо, подруга", – улыбалась я, опуская веки.
И после этого закрыла двери перед всеми. Посторонние в моем горе не нужны, и жалеть себя имею право только я. Когда мне звонили, разговаривала сухо, иной раз резко обрывала разговор и отключалась. Никого к себе не приглашала, а если, кто и приходил, просила отделаться от них.
И лишь одна подруга – Рита, смогла пробраться ко мне. Много раз ей говорили, что Лена не хочет ни с кем разговаривать. Когда она звонила по мобильнику, я сбрасывала звонок, когда приходила, ее не пропускали ко мне по моей же просьбе. Но однажды, оттолкнув женщину, которая ухаживала за мной тогда, Рита влетела в мою комнату и… молча села возле кресла. Ни сочувствия, ни жалости, никаких охов и ахов, за что я ей бесконечно благодарна. А потом подруга произнесла негромко: "Расскажи мне хоть что-нибудь, чтобы я знала какого врача искать".