— Отлично. Пока никто не заметил, положи-ка этот нож обратно в фургон — туда, откуда мы его взяли.
Ее измученное лицо вдруг просияло — она посмотрела с хитрецой:
— Хорошо, инспектор.
— А утром первым делом надо будет получить ордер на обыск и сразу же проверим и фургон, и… нож.
— Угу. Как только выцепим разрешение, бригада возьмется за дело. — Она сделала паузу и глубоко вздохнула. — Похоже, работка не из легких будет. Там в холодильнике все в крови…
Видимо, это кровь животных. И в этих кровавых реках мы должны каким-то образом найти и идентифицировать человеческую кровь.
— А разве есть другое решение, Зейнеп? — развел я руками. — Не исключено, что разгадка прячется как раз там.
Из моих слов Али понял, что надежда признать Омера убийцей все еще есть, и его лицо просияло.
Я предупредил Зейнеп:
— Утром собери отличную бригаду. Если понадобится, бери всех из лаборатории. И чтоб никаких оправданий. В нашем отделе это сейчас приоритетное дело. Если кто-то не захочет — сразу записывай имена. Я сам с ними поговорю.
Зейнеп решительно закивала.
— Не беспокойтесь, инспектор, — сказала она. — Если в фургоне есть хоть капля человеческой крови, мы ее обязательно найдем.
— Нет, Зейнеп, ты искать ничего не будешь. С фургоном пусть разбирается спецкоманда. Назначь кого-нибудь из них главным. В этом деле ты будешь заниматься кое-чем поважнее. Ты мне нужна здесь. Потому что в любой момент мы можем столкнуться с неожиданностями.
Ее прекрасное лицо вдруг стало очень серьезным.
— Поняла, — сказала она.
Позабыв про жуткое жжение в глазах и нараставшую с каждой минутой боль в спине, я улыбнулся:
— Отлично… Давайте теперь немного отдохнем. Я вот-вот свалюсь от усталости. Вы тоже не очень-то выглядите. Нужно поспать хотя бы пару часов.
Али не особо обрадовался, услышав это. Если бы решение было за ним, он не стал бы дожидаться разрешения прокуратуры — команда экспертов уже вовсю пыхтела бы в фургоне. Он бы тоже не сидел сложа руки, а орлом вился над Омером. Взял бы парня за жабры, пока тот не даст наконец нужные для дела показания. Возможно, он бы получил чистосердечное признание, но это не помогло бы нам. Про суд и говорить нечего — без официального разрешения даже все обнаруженные улики были бы недействительны. И — что еще хуже — после стольких ошибок и приложенных нами усилий это означало бы возвращение к началу расследования и прохождение всего заново. Да еще и скомпрометировали бы себя.
Поэтому, не обращая никакого внимания на Али, я потянулся за своим плащом. Но тут Зейнеп снова спросила:
— Что вы говорили насчет показаний? Кто давал показания?