Стамбульский ребус (Умит) - страница 299

Адем просиял. Кажется, лед между нами начал таять.

— Да, у Назифе-ханым кофе отменный получается. Иначе я бы вам и предлагать не стал. — Он поспешно сделал глоток. — На чем мы с вами остановились?

— Вы сказали, что убили бы, — напомнил я все с той же холодной улыбкой, — этого, как вы выразились, подлеца-хирурга.

Видели бы вы, какое отчаяние отразилось сначала у него в глазах и на лице и наконец в самой его позе.

— Я… Я неправильно выразился, — произнес он, заикаясь. Попытался улыбнуться, но не вышло. — Вы же знаете.

— Нет. — Для убедительности я покачал головой. — Откуда мне знать, что вы пытались донести? По мне, так вы прямо сказали, что убили бы его.

Кажется, мое недоверие его задело. Он наконец понял, что любезности не помогут, и снова вцепился в трость — как будто она придавала ему сил.

— Послушайте, Невзат-бей, — сурово сказал он. — Я наследник большого клана. Клана, который в прошлом не чуждался убийств. Моего прадеда звали Сейфо Кровавый. Может, и приукрашивают слегка, но говорят, что перед каждой молитвой он совершал омовение кровью убитых собственными руками людей. Он был настоящим чудовищем. Когда хотел кого-то убить, то приглашал человека вместе с семьей погостить у него в деревне, а потом им всем перерезали глотки — не щадили ни стариков, ни детей. После этого он прибирал к рукам и жену врага, и его земли. Вот так он обзавелся десятками деревень и огромными участками. Гордиться тут нечем — это позор, дикость в чистом виде. И я честно в этом признаюсь. После Сейфо Кровавого главой клана стал мой дед Бекир Хромой. Он по природе был человеком миролюбивым, но после всего, что натворил его отец, ему пришлось защищать своих людей и деревни, поэтому он научился быть жестоким. И он убивал — ради себя и своего клана. На смену ему пришел сын — мой отец. Он был умен и видел, что мир меняется: оружием и кровью уже ничего нельзя было добиться. Он говорил мне: «Сынок, нам нужно избавиться от этих земель. Мы должны перебраться в город». Когда в наших краях начались волнения, он тут же встал на сторону государства. У этого решения было много плюсов, но оно же навлекло на клан ненависть повстанцев. Однажды ночью на нас устроили налет: в один день я потерял двух дядей, трех двоюродных братьев, зятя, двух племянников и старшего брата Решида. Как я и говорил, отец мой был человеком умным — он хотел уберечь меня от этих зверств. После начальной школы он отправил меня в Стамбул — тем самым надеялся спасти меня и всю семью. Провожая меня, он сказал: «Адем, ты — моя главная надежда. Именно ты должен помочь пусть не всему клану, но хотя бы нашей семье перебраться в большой город. Тебе суждено вытащить нас из этого тупика». Тогда я не понимал, что он имеет в виду. В Стамбуле меня приютил армейский товарищ отца, дядя Самуэль, родом из города Мидьят. С отцом его связывали не только воспоминания о службе, но и кое-какие темные дела. Если хотите знать, я скрывать не стану: сорок лет назад они с отцом промышляли мелкой контрабандой. В общем, я поселился в его двухэтажном деревянном доме в квартале Коджамустафапаша. Тетя Зельга, его жена, приняла меня как родного сына. Лишь много позже я узнал почему. У них не было своих детей: все их малыши не доживали до года. Поэтому, должно быть, она посчитала меня даром Всевышнего. У них жили два попугая, родители моей Феодоры. В те годы и зародилась моя любовь к этим птицам. Вот так я вырос в доме дяди Самуэля и тети Зельги, самой ласковой женщины на свете. Выучился, познал жизнь и стал тем Адемом Йезданом, которого вы знаете. Они вложили в меня больше, чем родные мать с отцом. В летние каникулы я помогал дяде Самуэлю в его ювелирной лавке на рынке Капалы Чарши. Там я узнал все премудрости торговли, которым не научат ни в одном университете. Но и про родственников в Хаккари я не забывал. Хотя с малых лет меня окружала другая жизнь и другая культура, моя связь с семьей по-прежнему была крепка. Свое дело я начал на Ка-палы Чарши: один армянин собирался уехать из Турции и оставил мне свой магазинчик. Потом в Султанахмете я открыл еще один, и так пошло-поехало. Все наши семейные накопления я вложил в туристический бизнес. Сейчас большая часть нашего клана уже живет в Стамбуле. Мы сколотили целое состояние. Моя дочка учится в Лондоне, а сын оканчивает магистратуру в Бостоне. И теперь я намного лучше понимаю, что на самом деле хотел сказать отец в тот день, когда отправлял меня в Стамбул. «Именно тебе, сынок, суждено спасти нашу семью от убийств и жестокости», — вот какой смысл скрывался в его словах. — Он замолчал и посмотрел мне прямо в глаза. — А теперь ответьте: вы правда думаете, что я поставлю под угрозу все то, что мне далось таким трудом, ценой стольких мучений? Что я нарушу завет отца? Скажите, станет ли искать спасение в жестокости тот, кто от нее сбежал?