Свалка начиналась прямо у границы федеральной трассы и по факту значилась на балансе Меняйлов – града, до революции это были земли женского православного монастыря, то есть теперь свалка была как раз на этих землях. Говорят, что где-то недалеко от неё рабочим приходилось находить кости расстрелянных комиссарами священнослужителей. Поэтому когда-то эти земли не были «Диким полем» , а были красивые, ухоженные поля, владения монастыря на котором трудились монашки. Но пришли времена, которые бульдозерами сравняли с землёй всё упоминание о доме бога, превратив её в сначала в просто поле, а потом сделав из неё свалку.
К свалке тянулись две ухабистые дороги, начинавшиеся у края федеральной трассы и по ним осенью и зимой проехать было невозможно. У съезда с федеральной трассы к этим дорогам, сразу же по сути и начиналась свалка, потому как мусор и всякие промышленные отходы кучей валялись вдоль их. Но до самой свалки надо было проехать ещё с километр по этим нечеловеческим дорогам. И тогда начиналась «Дикое поле» или «Поле чудес» как его ещё называли местные жители. Несколько километров гор мусора, промышленных отходов и всякого хлама. Каждый божий день к свалке спешили два трактора с телегами гружённые мусором и помимо них разные грузовые машины. И в этих кучах мусора ежедневно, а то и ночами копошились две дюжины оборванных, грязных людей с отсутствующими, пустыми глазами. Этакие зомби современного мира. Они постоянно что-то куда-то волокли, перекидывали, тащили, не слово, не говоря при этом друг другу. Такой небольшой человеческий муравейник, с той разницей, что эти люди работали от безысходности своего существования. Над ними постоянно кружились человека три чёрной наружности, что-то выкрикивая им. На небольшом каменном выступе из земли стояли стаканы и несколько бутылок самогона. Периодически кто-нибудь выходил из числа рабочих, ему наливали стакан, и он снова уходил в этот процесс. Так было всегда и зимой, и летом, и осенью.
Свалка действительно было местом чудес. Во-первых, она была вечным поставщиком цветного металла, но там находили и всевозможную домашнюю утварь, много ручных часов, одежду, обувь, книги, мебель, иконы, ножи и многое другое. Всё это жестоко контролировалось представителями из народа цыган, барон которых был в доле с местной братвой.
Но свалка была примечательна не только этим. Это был свой мир, можно было бы назвать её даже неким городом со своими законами, правилами и даже судом. Здесь не было той власти, которую мы привыкли принимать в своём мире. Здесь царил один закон – закон выживания. Бомжи жили прямо на свалке. У них здесь были оборудованные всем необходимым для жизни землянки. Их много погибало на свалке, кто-то травился от непонятного денатурата, который в изобилии им поставляли цыгане, этим держа их постоянно в ежовых рукавицах, кто-то замерзал, кого-то убивали, а кто-то просто исчезал, растворялся в небытии как будто никогда и не было в помине этого человека. Эти несчастные люди, поставившие на своей жизнь крест, тем не менее влюблялись на свалке, и даже женились, устраивали разборки, отмечали праздники и хоронили друг друга.