– Ну да, доктор дал рекомендации,– удивленно уставился на меня, как на таракана больного оспой.– Я в аптеку сгонял, подготовил все. А ты что подумала, маленькая извращенка? Ооооо.
– Так и подумала,– наконец взяла себя я в руки.
– Врешь, ты строила коварный план по моему соблазнению, – заржал мерзавец.
– Обрыбишься.
– Да не больно то и хотелось,– фыркнул Седов. – Я ведь говорил, что не ем вредной пищи. Давай уже, снимай чертовы штаны и позу принимай.
– Нет,– уперлась я ослом.
– Ну не обижайся тогда, – сильные мужские руки резко дернули меня на себя, я свалилась на колени начальнику, заверещала, но дернуться не смогла. Он меня прижал, как какого – то щенка, и шлепком всадил иглу в многострадальную ягодицу.– Ну вот и все, а ты боялась, даже юбка не помялась. А вот трусы ты зря не надела,– прохрипел издеватель, скинув меня с колен, зачем – то схватил подушку с кровати и боком двинул к выходу из комнаты.
– Они мне не понравились,– рявкнула я вслед этому подонку.
– Завтра с мишками тебе куплю, панталоны до колен, рейтузы, как у бабок старых. Тебе пойдут, – пообещал этот гад, скрываясь за дверью. Я свалилась на кровать, надеясь зализать психологические раны. Но видимо в шприце было снотворное, потому что я провалилась в глубокий сон, едва голова коснулась единственной оставшейся подушки.
Глеб Седов
Проснулся я от воя сирены. Подскочил на кровати, проклиная все на свете и попытался понять, откуда в моем доме взялся этот «паровозный гудок», звук которого вдруг надломился, превращаясь в леденящий кровь визг. Я выхватил какую – то тряпку из вороха наваленных в кресле. Странно, как это Альбертовна позволила такой беспорядок? Не глядя натянул ее на себя, удивился тому, насколько неудобна чертова футболка и ломанулся на зов из преисподней.
Кубарем слетел по лестнице, боясь даже представить, что произошло в гостиной. Судя по воплю, там явно кого – то кровожадно расчленили. Учитывая присутствие адских деток в моем доме, я бы этому не удивился ни на минуту.
– Что ты тут делаешь, мать твою ведьму за ногу? – попытался переорать я бывшую женушку, стоящую, от чего – то на журнальном столике в позе болотной цапли. Ножка в красной туфельке, блестящей дорогим лаком, поджата, глаза выкачены, как у рыбы скалярии. Только у хладнокровных рыбешек нет ресниц, длиной по два метра, да и цапли не ковыляют на каблуках. И эти губы ее уродливые. Я вдруг вспомнил, как плюшка прикусывает свою, и чуть не заржал в голос. Если Маринка прокусит гелевое безобразие, взрывная волна, наверняка погребет меня под останками дома. – Закрой свой распухший рот, дорогая. У меня мигрень начинается.