«Но на нашем заводе, – продолжил он чтение, – в нашем цехе это не заметно. Мы 4 девушки 16—17 лет пришли на завод в цех в июне, сразу после школы. Мы мечтали о дружном коллективе, хорошей работе, но подобного в цехе мы не увидели.
Здесь царем был начальник цеха. Он при встрече нас даже не замечал и никогда не отвечал на приветствия.
Мы кончили недельные курсы и сдали на второй разряд токарей. Но одна из нас – Панегина, еще, ни разу не работала на станке, хотя прошло много времени. Она работала каждый день у разного мастера и почти всегда занималась разбраковкой деталей. За что получила за месяц 60 рублей.
Таня приходила к начальнику цеха и просила работы. Он посылал к мастеру, а тот кричал на нее: "У меня своим рабочим работы нету!"
Она снова шла к начальнику, он так же кричал на нее и отсылал обратно к ее мастеру. Она каждый день ходила в слезах и разбирала гайки да болты. Плюс ко всему этому, когда она работала на масленках, и не выполнялся план, ее заставляли работать по рабочим субботам.
Меркову мастер Люпин заставлял работать во вторую смену до 12 часов ночи. Заставлял перерабатывать и таскать тяжелые ящики с деталями. И если когда-нибудь отказывалась, орал, что выгонит с работы.
А ей всего 16 лет! И она ходит ночью в 24 часа в деревню Едяково. Это от завода 5 км и по лесу.
Двое других Чиркасова и Парминова работают на станках у мастера Шецова. На этих станках никогда никто не работает больше месяца – нормы громадные, по 3600 деталей надо сделать за смену, а заготовок для деталей нет. И поэтому никогда не выполняем нормы и заработали по 60 руб. Они не раз говорили Шецову, но мер никаких не принято."
Он снимает трубку.
– Валентина, молодец. Нормальное заявление. Помогала? Нет? Да, ладно. Молодец, надо девочек поддержать, защитить, помочь. Ясно. Еще один вопрос к тебе. Дай мне положительный пример парня, который бы из цеха ушел в армию, а потом вернулся или письмо написал. Есть? И письмо есть? Отлично!
Валентина успела до заседания парткома. Пока заседали, он набросал тезисы выступления. Завтра на оперативке у начальника цеха он поставит эту проблему. Пленум ЦК прошел. Его решения надо выполнять. Осторожно достал из папки конвертик. Треугольный штамп. Полевая почта. То, что нужно. Письмо от "того парня". Стараясь не шуметь, развернул. Пока шел партком прочитал.
Партком был короткий. В райком поступила жалоба. Сейчас рассматривали. Начиналась очередная кампания борьбы с излишествами. Только, только начали раздавать земельные участки под сады, по три – четыре сотки. Давали только лучшим. Люди годами стояли в очередях и нарадоваться не могли, получая их. Эти три-четыре сотки. Мода на садоводство охватила всех. Но тут, оказалось, действует еще забытая всеми норма из пятидесятых что ли. Никто уж и не помнил. Норма из запретных еще хрущевских времен, когда и свиней, и коров, и кур запрещали держать. Вот там, где-то и болталась эта норма, что садовый домик никак нельзя строить размером более чем 2,5 на 2,5 метра. Это как для дедушки ТЫКВЫ из сказки Джанни Родари, вчера как раз читал детям. Но кто-то в Москве об этом вдруг случайно вспомнил. И началось. Пленум Облсовпрофа даже исключил из членов профсоюза какого-то руководителя маленького предприятия. За нескромность. А наш Петров, персональное дело которого рассматривал сегодня партком, дом себе на участке закатил 4 метра на 4 метра. В общем – то никто на это и не обращал внимания. Главное, не украл, не стащил с завода. Все куплено на свои деньги. Чеки, квитанции. Все знали. Любовались домиком. Хвалили за золотые руки. Ведь сам собирал. Бревнышко к бревнышку. И Петрова знали. Велик ли коллектив? Все свои. Но пришла жалоба. С обкома партии. Надо разобраться. Факты подтвердились. И сейчас ломали голову. Исключить из партии за излишества или дать строгача? А с домиком что делать?