Не дав им обоим попасть на первую пару, Давида поразила та холодность, с которой он получил ответ на свой вопрос. Да, все кончено. Тебя не люблю. Люблю его.
Давиду раньше приходилось биться за свою любовь. Некоторых непонимающих старшекурсников он умело осаживал поставленным ударом в печень. Вот и сейчас, ринувшись к машине, у которой все еще ожидал молодой мужчина, спокойно наблюдающий за ними обоими, он был настроен раскрошить соперника всеми владеющими нокаутирующими ударами. Но и тут он был поражен Наташей, теперь уже ее горячностью, с которой она бросилась на защиту своего любовника. Ее окликом к Давиду: «Не смей прикасаться к нему!»
– Отъедем? – предложил хозяин машины и уже теперь Наташи.
Давид, молча принявший поражение после поведения отвернувшейся любви, покорно пригнулся, чтобы разместиться на переднем сидении.
– Слушай сюда, студентик, – нагло продолжил говорить столичный милиционер, – любовь прошла, завяли твои зеленые помидоры. Чтобы я тебя близко не видел рядом с ней. А если не понимаешь, то гляди сюда.
Резким движением он выудил из грудного кармана на рубашке Давида целлофановый мешочек с серым порошком.
– Вот этого достаточно, чтобы ты укатил далеко отсюда лет на семь. Или наркоши за этот же мешочек обломают все тебе ручки, чтобы ты больше не махал ими.
– Это не мое, это Вы сами мне подсунули, – что-то оправдывающее стал лепетать испуганный Давид, то хватая себя за пустой карман рубашки, то показывая свои открытые ладони.
– Пошел вон, – удовлетворенный развернувшейся сценой, цыкнул опытный мужчина на растерянного юношу.
В тот день первый раз Давид серьезно напился водкой, до тошноты.
Потом уже через много лет, анализируя явления в его жизни, он сопоставил тот факт, что перед всеми крупными потрясениями один и тот же сон предшествовал этим событиям. Предвестник неизбежного цикла потерь и изменений в его предназначенной наверху судьбе. В скрытом от него, уже определенном круге жизни.
Как он, охваченный неожиданным параличом, стоит обездвижено посреди ринга, видит силуэт неопределенного соперника, наблюдает смазанную картинку наполненного зала, а в ушах только гул и женский неразличимый шепот, отчетливо произносящий только одно слово: «Безмолвие».
Какая-то родная, но потерянная и в то же время неосознанная природа звуков, касаний обволакивала его.
Первый раз такой сон ему приснился перед новостью о трагедии с Динго, второй раз перед расставанием с Натальей. А потом во взрослой жизни уже нередко приходил это сон.
Сам он сблизился с этим Безмолвием, только уже дал название. Большое – это когда касалось вечных ценностей Жизни, таких, как: любовь, дружба, Малое же – непостоянных, вроде работы, денег.