– Как же мы без княжушки нашего…– заплакал, по-бабьи обхватив голову, дьячок Паисий.
– Не долго месту пустовать!– отрезал коротко князь Иды, блеснув острым, как клинок взором.
– Неужто, и ты претендуешь на Княжью Печать?– хмыкнул повелитель Агеи – портового города, находящегося на самом берегу Агейского моря.
– А если бы и так?– насупился идовский князь.
– Да то, что этому не бывать!– отрезал зло, сжав кулаки, Агейский владыка.– Что у тебя в твоей Идее-то есть? Река, да рыба? Так рыба есть и у меня…
– Ах, ты…– разозлился его собеседник, бросаясь на оппонента с кулаками.
– Побойтесь Светлейшего!– прокричала посланница Езиды – княжества, где в отличие от остальных правили только женщины, и царил матриархат.
– Батька!– раздался отчаянный крик Бориса из опочивальни Великого Князя. Жрец поморщился и пошел прочь, расталкивая толпящихся людей, ошарашенных неожиданно свалившимся на них горем.
– Постой, Рогвольд!– донесся ему в спину голос посланника Кижа.
Жрец медленно обернулся, нацепив на лицо самую благочестивую маску, на которую был способен, но его желтые глаза жестко улыбались. Он понимал, о чем будет идти речь и был готов к непростому разговору, и посланник его не обманул.
– Где Княжья Печать?– без перехода спросил он, выразительно косясь на свой двуручный меч, висевший на поясе.
– Откуда ж мне знать, господин Посланник?– сделав удивленные глаза, поинтересовался жрец.– О том известно лишь Великому Князю…
– Издеваешься?– нахмурился советник.
– Помилуй, Светлейший, в чем же тут издевка?– искренне удивился Рогвольд.– Великий Князь – является хранителем Княжьей Печати – знака высшей власти на нашей грешной земли. О ее местонахождении известно, лишь ему одному…
– Тогда зачем он позвал тебя?
– Ты решил, что он отдал мне Печать?– рассмеялся жрец.
– Иначе зачем? Ведь лучше тебя – нет варианта! Жрицы светлейшего не могут претендовать на корону…
– Вот видишь, мой дорогой,– улыбнулся, осенив чашкой с почти потухшими травами посланника, Рогвольд,– ты не хуже меня все знаешь…К чему этот разговор?
– Но…
– Князь решил исповедаться, ощутив, что скоро отправиться к праотцам,– уже раздраженно пояснил жрец,– во время исповеди он и скончался! Больше ни о чем, мы с ним не говорили…
– Рогвольд!
– Прощай…– жрец резко развернулся и оставил в коридоре одного посланника Кижа, который долго смотрел ему в след, буравя суровым и недовольным взглядом сгорбленную спину.
В храме Светлейшего было пустынно. Ближе вечеру огромный просторный зал наполнится верующими, пришедшими на вечернюю молитву. Будут слышны голоса, песнопения и гореть свечи, а сейчас место перед алтарем, отмывая от крови, оставшийся после последних жертвоприношений мыли две служки, негромко переговариваясь. Заметив Рогвольда, они почтительно вскочили припав на колено, приложив открытую ладонь к правой груди.