— Есть камеры получше? — спросил я.
— В пристройке есть, — ответил тюремщик. — Но они денег стоят. Полушка в день.
Я достал из мешочка на поясе несколько монет. Тут в ходу были золотники и серебряники. Золотник состоял из двенадцати серебряников, а серебряник — из двух полушек, четырёх четвертин или восьми денег. У меня, правда, мелочи не было.
— Переведи заключённую в камеру в пристройке, — я дал тюремщику серебряник. — На остаток купи нормальную одежду и еду. Проследи, чтобы с заключённой хорошо обращались, и пригласи целительницу, чтобы раны залечила. Проверю лично. Если окажется что-то не так, виновников велю… выпороть, — сказал я, подумав, что такое наказание в здешних реалиях вполне допустимо.
— Как скажешь, господин, — тюремщик забрал монету и поклонился. — Но за целителя заплатить не хватит. Пять серебряников надо.
Я нашёл ещё несколько монет и положил в руку тюремщику.
Солнце уже клонилось к горизонту, когда я вышел из подземелий. Предзакатные лучи окрашивали крепостные стены в жёлто-розовый цвет. Замок погружался в сумерки. Пора было домой.
Стоя у окна спальни, я размышлял над тем, что делать дальше. В такие моменты мне казалось, что я зря это всё затеял. Может, надо было бежать за горы? Может, там меня ждёт более спокойная жизнь? Меня часто одолевали сомнения — имелась такая неприятная склонность. Живёшь, что-то делаешь, а потом наступает момент, когда остаёшься наедине с собой, и тогда начинаешь думать, а той ли дорогой идёшь? Может, зря всё это затеял? Бывает, даже поддаёшься.
Понятное дело, что подчинённые не должны видеть у лидера сомнений и неуверенности. Я и не показывал. Отчасти поэтому мне было легко вести за собой людей. Моя вторая супруга, с которой я прожил последние четыре года, не раз говорила, что у меня талант сохранять спокойствие и невозмутимость в самых критических ситуациях. А ещё она как-то сказала, что рядом со мной люди чувствуют собственную ценность, и потому слушаются. Не знаю, что она имела ввиду.
Но в глубине души всё равно были сомнения и тревоги. Да и тоска по прошлой жизни накатила, я до сих пор скучал жене и сыну, чьи лица почти стёрлись из памяти. Слишком много дел я не доделал в том мире, а меня так бесцеремонно вырвали оттуда. И теперь я — тут, и мне противостоит армия в несколько тысяч копий, тогда как у меня даже одной тысячи не наберётся. Но что ещё хуже, не факт, что соседние князья захотят встать на мою сторону.
Однако я гнал сомнения прочь. Пути назад не было. Как сегодня сказал Рогволд, дружина воодушевилась моим решением продолжать сражаться с Добромиром. Они верили мне, верили, что у меня есть силы изменить ситуацию в свою пользу, есть какой-то хитрый план или благословение богов, которые чудом обратят в бегство многотысячное войско мятежника. Дружинники считали, что моя огромная магическая сила — знак того, что боги на моей стороне. Но пока на моей стороне были разве что большие расстояния, холмистая местность и змеелёты Казимира, которые, как я считал, при умелом использовании, смогут создать противнику ощутимые проблемы.