Калошин, почувствовав на себе пристальный взгляд Дубовика, сказал:
– Почему-то я не удивлен. Наоборот, начинают заполняться пустые клетки нашего кроссворда. Даже как-то спокойнее становится. Вопрос у меня к тебе один: как ты так быстро определился со Шнайдером. Я ведь только вчера вечером тебе про него рассказал.
Дубовик снял очки, потер переносицу, хитро улыбнулся:
– Работа у нас такая. Ты только с Дорониным за порог, я сразу позвонил своим в Москву, попросил все узнать об этой клинике и ее руководстве. Фотографии получишь прямо там. Ну, ты уже понял, что тебе придется вернуться и продолжить с Дорониным дела в К***? Я здесь займусь Каретниковым и Чижовым. Кстати, утром я звонил Доронину, приказал взять под охрану Пескову. Она единственный человек, который может опознать нашего незнакомца. Какова его роль во всем этом деле, нам пока не ясно, поэтому не сводите с женщины глаз.
Калошин покивал головой. Допив с удовольствием вкусный чай, стал собирать папку с бумагами.
В этот момент в кабинет буквально ворвался, громко хлопнув дверью, высокий мужчина с респектабельной внешностью. Одет он был в прекрасно пошитый костюм песочного цвета. Всё, начиная с яркого галстука, треугольника платка, торчащего из нагрудного кармана, аккуратно стриженных седоватых волос и запаха хорошего одеколона, выдавало в нем принадлежность к высоким чинам партийного аппарата. От него исходило почти осязаемое чувство самоуверенности. Дубовик и Калошин при его появлении заметно подобрались и посерьезнели.
Мелюков, а это был именно он, сердито кивнул на приветствие офицеров, с шумом развернул стул и, вальяжно усевшись на него, закинув ногу на ногу, спросил, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Что скажете? Как идет работа? Есть новости? Можете чем-нибудь порадовать? – он буквально засыпал оперативников вопросами, но при этом смотрел на носки своих дорогих туфель. Дубовика это страшно разозлило. Он, едва сдерживая себя и чеканя каждое слово, жестко произнес:
– Говорю: работа идет, новостей пока нет, радовать нечем. Все, что нам удалось узнать, я, если помните, рассказал вам вчера вечером. С того часа прошло не так много времени – всего лишь ночь. Если вас успокоит, скажу: мы не спали. – Калошин мысленно отдал честь этим словам Дубовика. И странное дело: почувствовав в голосе офицера металл, Мелюков заметно смягчился – пусть Комитет и был подведомственен Партии, но все же статус военного человека в лице Дубовика несколько принижал амбициозность Мелюкова, никогда не носившего на своих плечах погоны. Он, подрастерявши пыл, успокоенно сказал: