Доронин ошарашено посмотрел на Калошина, потом обидчиво добавил:
– Могли бы и не предупреждать!
– Ладно, не сердись. – Опять хлопнул лейтенанта по плечу, резко развернулся, и, уже из машины махнув прощально всем рукой, уехал.
Глава 22.
Появление Калошина в неурочное время вызвало у Дубовика полнейшее недоумение. Он ждал Моршанского, который с минуты на минуту должен был приехать из Москвы. Проведенный накануне обыск у Чижова ничего не дал, где был и чем занимался в ночи убийства, никто толком не знал. Сестра с детьми жила в отдельной комнате в коммуналке, сам же Чижов за неимением семьи ютился в небольшой комнатке возле выхода, бывшей когда-то чуланом. К сестре же он заходил только столоваться, да иной раз приглядеть за племянниками в отсутствие сестры. Очень часто братец напивался до бесчувствия, и в такие дни она даже не заглядывала к нему до той поры, пока он сам не выползал с виноватым видом и трясущимися руками. Она его по-своему жалела, но посвящать себя проблемам брата не могла – одна поднимала двоих малолетних детей. К жене в Москву он ездил не часто, только когда имел какую-нибудь наличность, что при его жизненном укладе случалось крайне редко. Сам Чижов был до крайности удивлен и возмущен проведению у него обыска. Стуча кулаком в грудь, доказывал, что ни о каком убийстве не знает, и совершить его просто не мог, при этом показывая свои трясущиеся руки. Дубовик в глубине души понимал, что тот прав, но отступать так просто не собирался. До сей поры совершенно не понятной была кража его инструмента, а уж исчезновение сантехнического тросика и вовсе перевешивало все аргументы, приводимые в свою пользу Чижовым, тем более, что сплетенный им же, по просьбе Калошина, аналогичный экземпляр абсолютно точно ложился на раны убитых. Кроме того, слепок голой стопы с берега озера при сравнении совпадал со стопой Чижова. А это уже было неоспоримое доказательство того, что в ночь смерти Полежаева и молодых людей, он там был. Хотя и это, трясущийся от страха и похмелья, сантехник яростно оспаривал, говоря, что его подставили, потому что он боится воды, и даже в пьяном виде никогда просто так даже ног не замочит. Но, несмотря на столь яростное сопротивление Чижова, его пришлось задержать. Да и спокойнее было самому Дубовику, потому что, если Полежаева убил действительно Чижов, то и его самого могли убрать, так как он, похоже, был просто исполнителем. И если с Чижовым Дубовик мог разговаривать с позиции силы и права, данного ему властью, то с Каретниковым выходило едва ли не наоборот. Он, едва войдя в кабинет, стал активно сопротивлятся, а порой даже наступать, требуя юридической аргументации вопросов, которые к нему, по его твердому убеждению, не имели никакого отношения. Дубовик, имевший немалый опыт работы с подозреваемыми, чувствовал, что такое поведение Каретникова объяснялось скорее страхом, чем амбициями, которых у него было в избытке. Вообще, этот человек весь состоял из противоречий. Стараясь скрывать свой страх, он, напротив, в некоторые моменты буквально оголял свою сущность, но тут же умело брал себя в руки и представал совершенно в другом свете. Снимая одну маску, он тут же надевал на себя другую. Майору же он напоминал ящерицу, которая постоянно оставляла у него в руках свой хвост и, скрываясь, отращивала новый. Но, на удивление, к известию о проведении обыска у него Каретников отнесся совершенно спокойно, даже с улыбкой, хотя Дубовику она показалась несколько издевательской. В какой-то момент он даже разозлился на себя за то, что позволил этому человеку взять верх в их незримой дуэли, но виду не подал. В тот момент, когда приехал Калошин, Каретников сидел в коридоре, также как и Дубовик, ожидая приезда Моршанского. Он внимательно посмотрел на прошедшего мимо него возбужденного майора, который едва лишь кивнул на приветствие сидевшего, и какая-то тайная мысль вызвала крайнюю озабоченность на его лице.