А если его НАДО убить именно сейчас, иначе потом будет поздно? Потому что потом, когда вырастет, он совершит столько непоправимого, что убить его сейчас — самый разумный и гуманный выход? Как действовать в такой ситуации?
Он излишне сентиментален. Убивал в своей жизни не раз, не два. Сотни. Убивал росчерком пера, отдавая нужным людям нужный приказ. Но его жертвами были люди взрослые, отдающие отчёт в действиях. А дети? Как убивать детей?
Имел ли он, Сергей, право, занимая такую должность, быть сентиментальным? Восемнадцать лет он отвечал на этот вопрос «нет», но всякий раз оттягивал решение о ликвидации мальчишки. День за днём, год за годом, цепляясь за разные отговорки. Пока не стало поздно. Происходящее же теперь напоминает пожар, который тушат вёдрами — вроде бы и бесполезно, но стоять сложа руки…
А впрочем, ничего ещё не потеряно. Он умеет ждать. Ребёнок вырос, это совсем не тот малыш, что смотрел на него с экрана визора большими наивными глазёнками. Главное выждать нужный момент. Он умрёт, обязательно умрёт, это вопрос времени. И целесообразности.
— Звали, сеньор? — раздался робкий голос сбоку. Сергей поднял глаза. Диего. Один из самых молодых бойцов во взводе Габриеля
— Присаживайся. — Он хлопнул по лавочке рядом с собой и откинулся на спинку. Диего последовал приглашению.
— Я слышал, у тебя больная мать, — начал Сергей издалека, но так, чтобы сразу стало понятно, о чём речь. Боец виновато опустил голову.
— Да, сеньор.
— И её нельзя вылечить.
— К сожалению, сеньор. На дворе двадцать пятый век, а врачи до сих пор не могут справиться ни с чем, тяжелее простуды.
— Не драматизируй, — усмехнулся Сергей. — Большая часть неизлечимых болезней — наше собственное творение. Боевые вирусы, биологическое оружие, мутации из зон ядерных конфликтов. Мы сами виноваты в том, что имеем, Диего. Это наша общая вина, и нечего пенять на врачей.
— Моей матери от этого не легче, сеньор, — парировал боец
Сергей задумчиво усмехнулся.
— Возможно. Но не мы правим обстоятельствами, а обстоятельства нами. Скажу больше, для своей матери, случись с ней подобное, я сделал бы то же самое.
— Но я не на твоем месте, Диего! — повысил он голос. — И должен думать о более глобальных вещах. И мне не нравится, когда ко мне заявляется контрразведка, предоставляя доказательства того, что ты ведёшь на чёрном рынке активный поиск запрещённого наркотика, за распространение которого полагается смертная казнь.
— Это не наркотик, сеньор… — виновато выдавил Диего после паузы и опустил голову. — Это лекарство.
— Это наркотик. Оно не лечит, твоё лекарство. Лишь временно облегчает страдания.