Логики в происходящем нет. Значит, всё-таки банальная перестраховка. Виктор Кампос ведёт своё следствие, основное, главное, а я так, для успокоения совести, сижу в застенках гвардии, где вряд ли будут искать ангелочки, под присмотром его людей, и отдыхаю, меняя массажи на джакузи в ожидании его дальнейших распоряжений. Пытки — тоже перестраховка, но уже гвардии, дерущей задницу для своего хозяина, не дожидаясь его прямого приказа.
Эта версия была самой логичной и оптимистичной. Следуя ей, когда прояснится ситуация с Бенито и будут найдены настоящие виновные, меня выпустят. Или хотя бы позволят связаться с людьми, которые сделают это. С такой мыслью я уснул, не обращая внимания на боль и холод.
И оказался неправ. Когда я понял это, мне стало дурно от плохого предчувствия.
Для начала меня с утра пораньше препроводили в допросную к сеньору комиссару. Не пыточную, а нормальную допросную, с хорошим освещением и терминалом виртуального интерфейса перед столом следователя.
— Ничего не хочешь сказать, Шимановский? — бросил мне тот, входя в кабинет за моей спиной.
Я отрицательно покачал головой.
— Напрасно. У меня для тебя две новости, хорошая и очень хорошая. С какой начать?
— Мне всё равно.
Комиссар сел напротив, подался вперед, сцепив руки замком, выдавая волнение и триумф одновременно.
— Тогда начну с хорошей. С тебя снимают все обвинения. Пострадавший пришел в себя, состояние его оценивается, как удовлетворительное, фирма, на сотрудников которой ты напал, не захотела огласки и отзывает все заявления. Ты рад?
У меня внутри всё съежилось. Получается, это не перестраховка?
Получается, да. Нирвана сыграла злую шутку и меня передадут по инстанции. В то, что меня просто отпустят, дескать, всё разрешилось, ты не виноват, парнишка, не верилось сразу — не та рожа у комиссара. Он испытывал удовольствие от осознания того, что сбагривает меня с рук, а значит, сбагривает меня он тем, кто не настолько скован в методах, как гвардия. Скотина! Интересно, их изначально таких набирают, или уже здесь такими делают?
— А вторая новость, меня отпускают? — грустно усмехнулся я.
— Именно! — Комиссар расплылся в слащавой улыбке. — Через час ты выйдешь на свободу. Но не советую расслабляться, поверь, ты ещё захочешь к нам обратно. Поймёшь, мы — гуманные и тактичные люди, в отличие от некоторых других.
Даже вот как. Открытым текстом, в лицо, никого и ничего не стесняясь. Насколько же эта система прогнила?
— Я в этом не сомневаюсь, сеньор комиссар, — хмыкнул я. — Вы «гуманные». Но по честному, вы вообще не должны быть «гуманными»! Вы должны ловить «гуманных», сажать их за решётку, а не лизать им задницы за брошенную кость в виде жалких презренных центаво.