Чем дальше мы заходили, тем больше чувствовалась суета приготовлений к большому приёму и тем многолюднее вокруг.
Иногда нам встречались наряженные в странные, яркие платья дамы и не менее странные господа. В их одеждах много красок и удивительных деталей. Изумлённая необычными покроями, я смотрела во все глаза, не в силах оторвать взгляд, от дамы в невероятном платье или господина в богатом наряде.
Лилиана всё время одергивала меня и напоминала, что рассматривать этих людей нельзя. Что мы прислуга и должны смотреть в пол.
Когда кто-то из этих господ приближался, вереница горничных останавливалась и приседала в ожидании пока она или он пройдёт.
Все они важно ходили о чем-то разговаривали и почти не обращали внимания на нас горничных.
Конечно, ведь мы, люди низшего сорта. Идём себе серо-голубой массой, нечего на нас и смотреть.
Наконец мы остановились у двери. Паулина открыла её и мы вошли в помещение где красота закончилась. Тут было все, как и внизу, откуда мы пришли. Обычные стены, простые окна, дощатый пол.
После распределения обязанностей, я с Лилианой пошла в одну из комнат, которая называлась - гладильная. Тут нам предстояло весь день гладить портьеры, ламбрекены и готовить кисточки.
В гладильной очень жарко, от большой печи, на которой греются утюги. Они тяжёлые и страшно неудобные, но пришлось приспосабливаться. Нужно было гладить аккуратно, стараться не повредить дорогую ткань штор, осторожно прикладывая утюг.
И хоть никогда раньше я не гладила, вскоре наловчилась делать и это. В таверне у Жанеты не было утюга, он там был просто не нужен. Комнаты для постояльцев в её таверне недорогие, а значит и бельё в них никому и в голову не придёт погладить. Это просто не нужно.
Целый день, с одним лишь перерывом на обед, мы гладили шторы.
К концу дня я страшно устала и почти валилась с ног. Всё тело болело от таскания туда сюда тяжеленого утюга. Хотелось скорее съесть свой ужин и свалиться в кровать.
- Что это за работа? Я ничего не чувствую. Со свечами никогда так не уставала, - стонала я перед сном.
В кровать я упала и почувствовала долгожданное избавление от всего. Хотелось просто закрыть глаза, ничего не говорить и не делать.
- Ага, тебе хорошо говорить, ты пару дней сейчас погладишь и снова пойдёшь свечи разносить. А я уже столько дней с этим утюгом стою. Запарилась вся. Хоть бы скорее шторы перевешали. Потом их снимут и спрячут до следующего приёма. Они помнутся в сундуках, а потом снова гладить.
- Да, утомительно, - сказала я мечтательно.
Надеюсь, меня поставят обратно на свечи. Иначе, как же я снова увижу человека в саду?