– Колин, привет! – Элис машет мне. – Пап, это Колин, мой пилот. То есть… просто пилот. Старший пилот!
Пока она путается в показаниях, я здороваюсь с ребящей голограммой и иду готовить свою порцию.
Я не любитель слушать чужую болтовню, но Элис с отцом говорят в основном о медицине и совершенно не тяготятся моим присутствием. Как, впрочем, и я: ненавижу есть в тишине, всегда включаю какие-нибудь фоновые звуки или музыку. Так что разговор, в котором я всё равно ни черта не понимаю, тоже сойдёт.
На прощанье, видимо совсем забыв обо мне, Элис изображает ахтуанского суслика, чем доводит отца до гомерического хохота. А я, от неожиданности поперхнувшись томатным супом, откашливаюсь. Действительно забавно у неё получается.
Простившись с отцом, Элис поворачивается ко мне.
– У нас с папой традиция – изображать всяких животных, – оправдывается она, заливаясь краской, отчего веснушки у неё на носу выделяются сильнее.
И мне вдруг становится не по себе. Ужасно противное чувство – я такое испытал как-то раз в детстве, когда ворвался в комнату старшей сестры и застал её в постели с бойфрендом. Они были абсолютно голые. Потом ещё целую неделю мои щёки горели огнём, а мама думала, что у меня марсианская лихорадка.
С тех пор прошло много лет, и теперь мало что способно смутить меня. Но спутать это ощущение ни с каким другим невозможно: мне дико стыдно. Элис вовсе не надоеда и не липучка – она дружелюбная и весёлая. И ещё непонятно, кто из нас с кем заперт на этом корабле посреди бесконечности…
***
«Колин!» – за разбитым стеклом шлема Гай заходится в душераздирающем крике. На его голубоватой коже появляются тонкие чёрные линии, словно трещины на высохшей земле. Темнота затягивает Гая, а я не могу пошевелиться, не в силах ему помочь. Горло схватывает спазмами в тщетных попытках выпустить ужас, раздирающий меня изнутри, но я не могу даже закричать.
Просыпаюсь в липком поту: кошмары вернулись. Стоит только допустить мысль, что всё закончилось, как они тут же возвращаются. Всегда возвращаются. В этих снах мой напарник погибает снова и снова, но каждый раз – по-разному.
Чёрт бы побрал космос!
Сползаю с постели, сдергиваю пропитанные потом простыни и иду в душ.
Вода обжигает кожу, но не согревает: я покрываюсь мурашками и дрожу под струями кипятка.
– Колин? – я вздрагиваю и врезаюсь в стенку крошечной душевой. Из клубов пара появляется Элис и пялится на меня так, будто это я к ней ворвался.
– Ты что здесь делаешь? – я хватаю полотенце и обматываю им бёдра.
– Прости, – опомнившись, она вылетает из душевой.