Сын не успел заговорить, король Давэд рявкнул:
— Двор окочен. Я поговорю с сыном в своих покоях.
Стефан стиснул зубы, глаза вспыхнули. Король встал, подумал, что вспышка гнева в глазах сына могла оказаться и триумфом. Не было времени переживать об этом. Ему нужно было наедине с сыном узнать о судьбе Луки, чтобы не слышали лорды и стражи. Ему нужно было скрыть от двора чудовищную версию сына. Он не хотел, чтобы на кухнях обсуждали смерть Луки и раны Стефана. Его реакцию на смерть Луки не должен запомнить двор, несмотря на гнев, Давэд переживал, что заплачет при всех. Он плакал о Матиасе в своих покоях, но после недели тревоги и почти без отдыха он мог не подавить эмоции.
— Отец, нужно многое обсудить, — сказал Стефан. Его голос звучал сдавленно от простуды или ожогов. Давэду не нравилось смотреть на лицо сына. — Было умно пойти в твои покои, — он держал руки за спиной, словно старался выпрямить спину сильнее. Может, так он скрывал дрожащие руки. — Отец, ты не спросишь о ранах? Как видишь, из боя я вернулся раненым.
Давэд не ответил. Он не мог слышать голос сына, не доверял себе говорить, стражи все еще были при нем. Наедине он все выскажет. Но пока они шли по извилистым коридорам крепости, он молчал, как хороший король, что знал, что и когда делать. Его разум был полон картинок судьбоносной ночи в Пепельных горах, но он не хотел это показывать. Он шел так быстро, как несли ноги. Стефан шмыгал, и Давэд подавлял желание отбить его, как муху. Что его так злило? В этом была проблема. Он знал, что с такими ранами должен жалеть сына, выражать переживания. Но он не мог. Что-то в нем отталкивало. Давэд знал, что не любил его. Не любил. Остатки любви пропали, когда он увидел, как работает и храбро сражается Лука. Давэду было сложно любить без уважения. Он любил Луку в ту ночь. Может, это было не вечно, но он любил его.
Давэд приказал страже остаться за дверями. Он впустил Стефана и запер дверь. Он подумал о вине. Он всегда наливал его, когда в комнате были гости. Но он не мог позвать слугу, а сам это делать не собирался.
— Плохие новости, отец, — начал Стефан. Несмотря на мрачные слова, его голос звучал почти радостно, хоть и сдавленный болезнью. — Я должен сообщить кое-что важное, — Стефан теребил высокий воротник камзола. — Тут так жарко. Могу я открыть двери балкона?
— Можешь.
Давэд смотрел, как юноша пересекает комнату, открывает большие ставни и впускает морской воздух в пространство между ними. Давэд чуть не завопил, чтобы он поторапливался. Он сжимал кулаки и подавлял желание избить сына. Мертв Лука или нет?