Рэй позабыл всякую вежливость, отчего я закрылась.
— Это сложно объяснить…
— А ты попробуй, Вась, — отрешенно сказал он. — Я не ребенок, уже многое понимаю.
Я поджала сухие губы, которые стали шершавыми от ветра.
— А я тебе не тюбик зубной пасты, Рэй. На меня нельзя так просто нажать и выдавить все содержимое.
Его брови сошлись на переносице.
— Ты отвратительно приводишь аллегории, в курсе?
— Я знаю, — мои плечи поникли. — Ну а что мне сделать, если тяжело открыться? Каждое мое слово о том вечере, это подобно пропуску через огромную мясорубку. Как мне объяснить, что я чувствую?
— Легко, — отрезал Рэй, не поддаваясь моей жалобе. — Нет ничего сложного, если ты откроешься близким людям. Тебе станет легче. Хорош страдать, нам всем нелегко. Не закрывайся. Меня мало что может разжалобить, так что без соплей. И перестань строить из себя недотрогу.
Эта отрезвительная речь вернула меня в прошлое.
— Отпусти! — требую я, когда рука Рэя вцепилась в мое запястье.
Он смеется.
— Да шучу я, недотрога. Просто шутка.
Он привез меня на мост, а потом намекнул на непристойные вещи.
— Ты думаешь это смешно? Я разве давала повод думать о себе плохо?
Рэй теряется от такой реакции.
— Эй, полегче…
Вырвавшись, я пытаюсь уйти прочь, но парень задерживает меня.
— Послушай, я не хотел тебя обидеть. Разве ты не поняла, что я хотел поднять тебе настроение? Да, мои повадки раздражают каждого. Мои шутки не бесят только глухого. Но, таким меня воспитала улица…
После этих слов Ромка садиться на мотоцикл и включает зажигание.
— Постой, — говорю ему я. — Ты прав. Я согласна, ты просто ужасен. Но, с тобой весело. Только ты мог выдать меня замуж за Бориса. Только ты можешь целиться в ворота, а попасть в голову соседкой девчонки. Рейкин, ты нравишься мне такой, какой есть.
Ромка медленно поднимает на меня взгляд.
— Значит, прыгнем? — он кивает в сторону моста и хитро улыбается.
— Прыгнем…
— Артемова, как там, в облаках? — спрашивает Рэй и щипает меня в бок. — Мягко?
Я вздрагиваю.
— Все хорошо, — улыбаюсь. — Только падать больно, — я вспоминаю прыжок и удар о воду.
— Бывает. Но где наша не пропадала?
Ромка всегда стимулировал меня, начиная с самого детства. Большая часть отчаянных поступков, которые были совершенны мной, это лишь его заслуга. И вот сейчас, он призывает меня к смелости. К открытости. И я больше чем уверена, что это самые добрые его побуждения.
— Мне было больно, — неожиданно начала я, уныло повесив нос. — Какое — то время, я просто перестала существовать. Меня стерли. Уничтожили. И вот только сейчас, я начинаю рисовать себя заново… Я боялась, Рэй, понимаешь? Боялась пустить вас в свою жизнь, потому что вы были для меня олицетворением того ужаса, что пришлось мне пережить. Да, это было глупо. Но что я могла поделать, когда мои мозги превратились в кашу?