— Первый брак… — эхом повторила я. Почему-то данное известие оглушило меня новой волной, снова лишая способности здраво соображать.
И пусть я не хотела вникать в детали, залезать Конраду в сердце, он заговорил сам:
— Девушка из Германии. Мы… скажем так, жили в общем месте с самого детства, там и познакомились. Были лучшими друзьями. Когда она узнала, что больна, поженились. Она успела родить мне двойняшек, а затем через пару месяцев умерла. — Конрад затянулся так глубоко, что полсигареты, как ни бывало. — Анна знала риски. Хотела оставить после себя наследников. Да и мне было пора ими обзавестись. Рак головного мозга все равно бы ее победил.
Я слушала Конрада, как завороженная. У меня складывалось четкое ощущение, будто я первый человек на планете Земля, знающий данную историю. Желая укрепить свои мысли, когда он замолчал, я осторожно протянула:
— Кто знает про детей? Точнее, что они твои?
— Ограниченное число доверенных лиц, включая охранников, нянь, поваров… Все они подписали специальные бумаги о неразглашении. — Снова очередной окурок полетел в окно. Первая пачка в блоке кончилась, мужчина достал новую.
Я медленно поднялась с места и грубо выдернула весь блок, выбрасывая их в бак. Параллельно в памяти всплыла Барбара, подготовившая к ужину четыре прибора. Теперь все встало на свои места.
— Мне тоже нужно будет подписать такую бумагу, — больше констатировала я, чем спрашивала, потому как знала: Шульц деловой человек. И учитывая то, в каком секрете он держит данную тему долгие годы, лишние риски ему не нужны.
Шульц бросил на меня краткий взгляд, странный, пронзающий душу, выбивающий кислород из легких.
— Если только сомневаешься в себе, — с сарказмом хмыкнул он, снова отворачиваясь к окну. — Мне бы этого не хотелось.
Я уставилась в спину Шульца в полном неверии того, что услышала. Сердце так сильно забарабанило в груди, а руки странно онемели. Ощущая, как «отъезжаю», я принялась щипать себя за кожу, возвращаясь в реальность. Прочистив горло и проморгавшись, я вдруг прошептала:
— Почему ты мне доверяешь? Это… Это неправильно, Конрад. Так нельзя.
— Что значит «так нельзя»?! А кому мне тогда еще доверять, Браун? — риторически протянул он, поворачиваясь ко мне и усаживаясь в кресло.
Было у меня полное ощущение того, что Конрад Шульц доверил мне самое важное, что имел в своей жизни. И эта степень уважения буквально заставила меня умереть от стыда за все сказанное там, в ванной комнате. Если понять мои слова превратно, я буквально устроила сцену ревности. Да и к кому? К детям!