Набегавшись, собаки начинали выписывать вокруг нас кренделя, предвкушая обед. Гонимые волчьим аппетитом, мы все четверо спешили домой. Маша быстро растапливала остывшую печку, я разогревала обед, кормили собак и маленькую молчаливую кошечку (шорские кошки меньше обычных).
После обеда в нашей «семье» наступало время блаженного отдыха.
Мы с Машей укладывались по койкам. Когда спать не хотелось, болтали, я пересказывала ей сюжеты любимых книг; собаки дремали на полу, кошка – на кровати, в конце концов и мы с Машей начинали кемарить…
Изредка зимними вечерами на свет нашего подслеповатого оконца, со вставленными внахлёст половинками разбитого стекла, заходили два друга с гитарами за спиной – два фельдшера, попавших в этот таёжный тупик по распределению. Виктор работал в Усть-Анзасе, а второй (не помню имени) – в Усть-Ортоне.
Витя, вполне интеллигентный мальчик, косил под битлов: стрижка, пиджак без ворота, жёлтая цепь под воротником белой нейлоновой рубашки. Косил-то он под битлов, но песни пел из репертуара Высоцкого.
Ортонский фельдшер, длинный, как жердь, нескладный, как Жак Паганель, в таких же, как у жуль-верновского ботаника, круглых очках, прибегал на лыжах из Ортона в гости к Вите – для милого дружка тридцать вёрст не околица…
Витя и Паганель никогда не пели дуэтом – всегда по очереди. Из Витиного репертуара меня ужасно волновала песня про Кассандру:
Без устали безумная девица
Кричала: «Ясно вижу Трою,
Павшей в прах…»
Но ясновидцев, как и очевидцев,
Во все века сжигали люди на кострах!
Это было ново и потрясало меня – Маша дышала ровно…
У Паганеля был совсем другой репертуар: он пел о соблазнах жизни и превратностях судьбы.
Искры камина горят, как рубины,
Переливаясь огнём золотым.
Из молодого цветущего, юного
Стал я угрюмым, седым и больным…
Его любимой была песня о бредущем в пустыне караване контрабандиста Джафара-Али:
Богатствам его нет числа,
Богаче он был паши,
Но погубил его план
И тридцать три жены…
Неслышно для других в мой слух проникало звучание другой гитары и другой голос запевал в моей душе:
У Геркулесов столбов лежит моя дорога,
У Геркулесовых столбов, где плавал Одиссей.
Меня забыть ты не спеши, ты подожди немного,
Ты вина сладкие не пей и женихам не верь…
Юра пел «мужикам не верь», но гораздо чаще вспоминалась другая его песня:
Каюр погоняет собак,
Как тысячу лет назад,
А я для него чужак,
Хотя по закону брат…
А вы там на материке,
За тысячу тысяч вёрст,
Гадаете вы по руке
Живой я или замёрз…
«Живой или замёрз» – это было актуально для нас с Марьей: к утру один угол комнаты обрастал толстым слоем льда. Мы сдвинули кровати, спали одетыми, набрасывая на себя всё, что могло согреть…