Висячие мосты Фортуны (Перкова) - страница 47


Учительская заинтересованно уставилась на Любу – моральной поддержки в этих глазах уже не было: народ устал жить под постоянным напряжением выше 220 вольт. Любин авторитет, похоже, стремительно терял завоёванные в боях высоты…


-– Хорошо, – согласилась я, – мы с моим классом выступим перед проверяющими. Только патетики не ждите – будет юмор!


Что-то мы изобразили… помню по сцене скакала корова в маске, похожей на рогатый шлем тевтонского рыцаря… Мне даже казалось, что по лицам проверяющих особ временами проскальзывало какое-то подобие улыбки, но, скорее всего, мне показалось…



* * *


«Февраль. Достать чернил и плакать!»… Из всех годовых месяцев я не люблю ноябрь и февраль. В лютом (так называют февраль на Украине) со мной всегда случаются какие-нибудь неприятности, но усть-анзасский февраль оказался на редкость лютым:


во-первых, я заболела бронхитом;


во-вторых, в нашем доме обрушился потолок;


в-третьих, мне изменил Он.



Героический поход за дровами окончился для меня сильнейшим бронхитом. Скорее всего, это было воспаление лёгких, но без рентгена точный диагноз не поставить, да и врача в посёлке не было – только фельдшер. Кашляла я долго: ни мёду, ни горячего молока, ни липового цвету – ничего не было. Фельдшер выдала мне две упаковки норсульфазола да пачку горчичников, а через неделю выписала на работу. Кашель не проходил больше месяца, постоянная слабость – но как-то вычухалась: в юности у человека ещё много ресурсов для преодоления телесных недугов.


Во время болезни меня пару раз навестил Григорий Александрович.


Неожиданные и странные визиты.


Представляю, как он лез к нам на Гору (это у тех горка, а у нас – гора!) на виду у всех… Что люди подумают? А что додумают? А что скажут?!


Во всяком случае, я не узнала ни того, ни другого, ни третьего – и слава богу…


Он всегда носил чёрный костюм, сидевший на нём безукоризненно, брюки необходимой длины со стрелками, заутюженными так, что об них можно было порезаться…


Учитель математики оказался интересным и приятным собеседником, говорил хорошим русским языком, может быть, чересчур правильным. Собственно, «интересный собеседник» – это был его комплимент в мой адрес…


Он улыбался и тепло смотрел на меня, а в глубине его глаз таилась печаль. Они оставались грустными, даже когда он смеялся… Постойте! я уже знаю одного человека с таким же свойством глаз, его тоже звали Григорий Александрович… Печорин. Судьба нашего Григория Александровича оказалась похожей в своём финале на судьбу его книжного тёзки: они оба погибли в дороге…


Это случилось спустя два года…