– Садитесь, – в приказном тоне оборвал его доктор, продолжая вглядываться в беспросветную ночь.
Как раз в этот момент по стеклу застучали капельки осеннего дождя, а небо окончательно заволокли свинцовые тучи. Егор с опаской подошёл к огромному кожаному креслу и сел в него. В глубине души разрасталось пламя тревоги, а сердце ускорило биение.
Станиславский повернулся к Егору. Глаза доктора были красные от недосыпания и усталости. В них без труда читалось смятение.
– Я надеялся на то, что мы никогда не заговорим об этом, – начал доктор, с чего Вы решили, что Ваш друг находится в моей клинике?
Егор рассказал всё что знает, и про их сайт, и про ту самую фотографию, на что Станиславский выругался благим матом, упоминая своих бездарных сотрудников.
– Скажите мне правду, Михаил жив? – вернувшись к главному, с надеждой в голосе спросил Егор.
– И да и нет, – уклончиво ответил доктор. – Мы все знаем о жестокости нашего мира. О его несправедливости и прочей ерунде, что творится вокруг нас. Порой, чтобы сделать хорошее дело, совершить самое настоящее чудо, приходится жертвовать чем-то. И цена такого чуда может быть довольно велика. Прогресс медицины за всю историю базировался на великих умах и жертвах. Без этого мы бы никогда не смогли победить оспу, холеру, туберкулёз…
– К чему вы клоните? – непонимающе спросил Егор.
– К тому, что за всё приходится платить, вот к чему. Ещё недавно Вы радовались своему спасению и даже преображению. Вы спросили какова цена? Дак вот, сейчас я готов на это ответить. Цена Ваше молчание и дальнейшее сотрудничество в продвижении имиджа нашей корпорации и моей компании в частности.
– И о чём же я должен молчать?
– О том, что Вы видели на той фотографии. Примите факт, что её никогда не было и Вам всё привиделось. Тогда мы спокойно продолжим…
– Я не понимаю, – признался Егор. – Просто скажите мне, где Михаил. Я не успокоюсь, пока не выясню это. И мне плевать на наше сотрудничество если Вы что-то сделали с ним!
– Может, выпьем? – как ни в чём не бывало, спросил Станиславский, – Не хотелось бы портить наше отношение из-за такого пустяка.
– Жизнь моего друга Вы называете пустяком? – срываясь на крик, воскликнул Егор. – Да Вы самая настоящая сволочь!
– Лучше выпейте, – повторил доктор, тон его значительно изменился и из дружеского, стал отрешённо холодным.
– А то что? – с ненавистью прошипел Егор.
– Будет не так больно, – спокойно произнёс Станиславский и кивнул кому-то стоящему за спиной Егора.
Хлёсткий удар чем-то тяжёлым прозвенел в ушах подобно взрыву детской хлопушки. В глазах потемнело.