особая позиция по казачеству у красных несомненна. И она выражается в одном слове: убить.
"Нет ни одной семьи, где не оплакивали бы погибших... Дон онемел от ужаса", - написал летом 1919 года в своем воззвании Филипп Миронов. И так было повсеместно. Чудовищная статистика: только в азиатской части России от Урала до Владивостока - к 1922 году было уничтожено до полутора миллионов казаков. Это не считая Дона и Кубани! Среди них погибших на фронтах - не более трети. Одним словом, мы имеем дело с натуральным геноцидом целого этноса, по масштабам сравнимым с турецкой резней армян в 1915-1923 годах или с Холокостом - уничтожением евреев нацистами в 30-40-е годы.
В этой жуткой истории у Урала своя, особенно трагическая страница. Если трагедию казака в годы гражданской войны можно назвать крестным путем, то Урал - это подлинная Голгофа. Роль палача Уральского казачества выпало сыграть Чапаевской дивизии. Фурманов свидетельствует: едва вступив на казачью землю, Чапаев "уловил, что с казаками бороться нужно иначе, чем с насильно мобилизованными колчаковскими мужичками...Главное здесь - не захватывать территорию, главное - уничтожать живую силу". И это стало обычной практикой. Описывая в одном из своих стихотворений известную историю контрудара казаков атамана Толстова против занятого чапаевцами Лбищенска (в ходе этой операции и оборвалась жизнь Василия Ивановича), поэт Михаил Зенкевич написал:
Но, оправившись от заминки,
Справили чапаевцы по ним поминки.
И далее - описание, как по всей земле казачьей не осталось ни кола, ни двора - ничего... Снова Дикое поле, не тронутое лемехом плуга. Как будто и не жил здесь человек.
Такой масштаб террора не имеет аналогов в практике расказачивания в других регионах. А вот и результат. Если на Дону и Кубани население все же осталось (это зафиксировано для Дона - Шолоховым в "Тихом Доне", для Кубани - Фурмановым в романе "Красный десант"), то казачество Оренбургского и Уральского войск было поставлено перед альтернативой: поголовное уничтожение с женами и детьми или исход "всем миром". Казаки выбрали второе. И начался, пожалуй, самый беспрецедентный эпизод гражданской войны, перед которым меркнут даже "ледовый переход" каппелевцев и знаменитая врангелевская эвакуация из Крыма.
Уральские и оренбургские казаки уходили на юг, через пески Средней Азии, всем народом. С наседающей на пятки смертью уральцы прошли вдоль всего казахского и туркменского берега Каспия до Ирана, через Иран - к водам Персидского залива, где их подобрали английские военные корабли и перевезли в Австралию. Там их потомки живут и доныне, не забывая родного языка. А оренбуржцы отступали восточнее - через пески и оазисы. Часть их пыталась укрыться в Хиве, столице тогда независимого Хорезма. Но красные пришли и туда, уничтожив суверенитет этого среднеазиатского государства, и оренбуржцам пришлось уходить еще южнее - в Иран, где они поступили на службу к шаху Реза Пехлеви. Большая же часть казачьих войск во главе с самим Дутовым прорвалась в Семиречье (район Алма-Аты), где соединилась с казаками-сибиряками Партизанской дивизии атамана Анненкова и с боями ушла в Синьцзян - одну из западных провинций Китая. Там оренбуржцы и сибиряки надеялись найти отдых и силы для дальнейшей борьбы.