– Эй, мужчина, что вы вздумали? – крикнул Стив, когда подошел совсем близко.
Мужчина обернулся. Выглядел он прескверно. Стив часто думал, что это ему соль жизни намешали в чашку чая, но мужчине было заметно хуже: замученное иссохшееся лицо серого цвета, с острым носом и выступающими скулами, смотрело апатично, холодно-безразлично, как у нежильца этого мира. Такая встреча в другом месте обернулась бы страшным испугом.
– Помогите, – прошептал мужчина.
– С ратуши идет видеонаблюдение, сейчас будет помощь… – в это время над их головами в небе закружили дроиды, всевидящие глаза недремлющего города, вездесущие и всё покрывающие, так что любая преступная деятельность тут же фиксировалась и пресекалась. – Но почему вы так?
– Представьте себе, – обреченно вымолвил мужчина, – всю жизнь занимался искоренением ненормальных в обществе, преследовал их везде, где только мог: и в суде, и в сети, и в личных встречах, да вот вырос сын, и на старости лет отца так убил; взял да и сбежал с дома с какой-то девкой, мать в сердцах не вынесла этого, годы уже не те, организм истощен совсем… а мне? что мне за смысл жить дальше, если собственный сын предал все идеалы, всё, за что я боролся?
Последние слова он хрипел вплотную подошедшему Стиву на ухо. Видно, что они давались ему с трудом, что он едва-едва не терял сознание. И держался лишь потому, что не всё еще сказал уходящему, блекнущему миру. Какая-то горечь и желчь подкатили к горлу Стиву, сжали его своими безжалостными кулаками, перед глазами пронеслись родители, появился директор фирмы, и заново уволил его за ненормальность. В глазах помутилось, и Стив, точно желая вырваться из этой удушающей тюрьмы, резко толкнул мужчину от себя, не в силах более слышать ни одного слова от него. Раздался далекий, грузный всплеск. Где-то в глубине, где еще теплились крохи соображения, промелькнула мысль, что вот то его преступление, которое он подспудно искал все эти беспроглядные дни, чтобы оказаться в том же исправительном учреждении, где так счастливо живут Леон и Нико. Перед тем, как потерять сознание, грохнувшись на деревянный пружинившийся мост, ему почудилось, как далекий голос, так похожий на его собственный, но искаженный, как в аудиозаписи, прокричал: «И я хочу так же!»
Бытует мнение, что человек в зрелом возрасте, со сложившимися представлениями, образованием не способен измениться. Если бы это оказалась правдой, то не было бы вершины, к которой мог устремиться человек, как и не было бы той бездны, на дне которой он может очутиться, но ничто не постоянно под луной, и каждая мысль двигает в том или ином направлении.