Так он и сделал. Мужчина убедил всех, что он являлся невинной жертвой. Лорд Эндикотт был красив, каким только мог быть Целитель. Он говорил гладко и с большим чувством. Знал, как скрыть свои проступки ото всех, кроме Софии; и ее знание о его преступлении было неуместным. Также, то, что лорд был политически могущественным, только придавал больший вес его словам, по крайней мере, по-отношению к военному ведомству. Если бы София не знала правду, если бы не была уверена в своей вине, она могла бы подумать, что он действительно заинтересован в установлении мира между ними.
Она выдержала остальные танцы, и мужчина сопроводил ее туда, где Сесси сидела в полном одиночестве. Лорд Эндикотт поклонился и ушел, не сказав ни слова. Ceсcи наблюдала за ним, совершенно не скрывая свой ужас.
— София, не говори мне, что приняла его приглашение на танец! — воскликнула она тихим голосом.
— Леди Давериль стояла прямо здесь. У меня не было выбора. О, Сесси, разве мы не можем уйти? — София была в ярости, что враг мог так легко ее переиграть. Она была настолько взбешена, что не могла находиться в этой душной, переполненной, шумной комнате с этими ужасными людьми.
— Конечно, дорогая. Позволь мне договориться об экипаже.
Сесси ушла, а София осталась ждать, чувствуя себя слишком уставшей, чтобы двигаться. На неё все также бросали взгляды, но никто не останавливался, чтобы поговорить с ней. Никто не пригласил её на танец. Девушка чувствовала себя изгоем, как если бы лорд Эндикотт действительно распространил слухи об ее «ошибке» и выставил себя оскорбленным и невиновным.
Но не было ничего, что она могла бы сделать, кроме как избегать дальнейших встреч. Он все еще мог обнародовать все: девушка никогда не понимала, почему мужчина решил не делать этого, поскольку не было никакого давления, которое могло оказать военное ведомство. И София могла признать, что благодарна за то, что не страдает от публичного унижения и остракизма. Но она скорее умрет, чем признается в этом.
Их поездка домой была спокойной. Внутренние переживания Софии удерживали ее слишком занятой, чтобы говорить, и она подозревала, что боль Сесси усилилась. Они расстались в общей комнате, не заходя в спальню. София быстро разделась, затем забралась в постель и натянула одеяла до ушей. Время, проведенное в прекрасном теплом Лиссабоне, отучило стойко переносить холодную зиму, и она вздрогнула, когда ее тело медленно приспосабливалось к простыням, которые нагрели углями.
Неужели так предназначено: быть замученной лордом Эндикоттом, неспособной защитить себя, знать, что ты права, когда весь мир считает тебя лгуньей? Она перевернулась, чтобы лечь на живот, и зарылась головой под подушку. «Иногда я сомневаюсь. Мои Видения всегда были точными. Или я слишком горда, чтобы признать, что великая София Уэстлейк тоже может ошибаться?».