Бросив быстрый взгляд в зеркало в полный рост, я прикасаюсь кончиками пальцев к ручке, но дверь буквально в ту же секунду распахивается.
У меня дыхание сбивается, когда я ловлю на себе жадный плотоядный взгляд Камиля. Едва сдерживаюсь, чтобы не обхватить себя руками, закрывшись так от его почерневших глаз.
— Дай мне минуту, — сглатывает он, одаривая вниманием все мои выпуклости.
— Оно очень красивое, — тихо шепчу, выходит почти беззвучно, но я не удивлюсь, если Камиль умеет читать по губам.
— Без тебя такого эффекта не было бы, поверь, голубоглазка.
Камиль подается вперед, его пальцы сжимаются на дверном косяке, а я отшатываюсь. Делаю шаг назад на одних носочках, чтобы нечаянно не упасть, запутавшись в подоле.
Электричество пронизывает воздух вокруг нас. Все накаляется до предела, меня бросает в жар, волоски на руках встают дыбом.
Почему я не встретила этого мужчину раньше? Почему сейчас, когда моя жизнь настолько запутана, что голова идет кругом?
Все могло бы быть иначе… И Давид стал бы сыном мужчины, от вида которого у меня кровь закипает в венах совсем не от страха.
— Я взял водителя на сегодня, — предупреждает меня Камиль. — Так что все заднее сиденье в нашем полном распоряжении.
Это звучит с таким жирным намеком, что у меня алеют щеки. Камиль усмехается и обвивает рукой мою талию, подталкивает меня к ступеням и даже, кажется, проводит носом по моим волосам. Я совсем теряю себя рядом с ним. Никогда в жизни еще так много не смущалась и не краснела.
Водитель отвозит нас к галерее, и, только выйдя из машины, я могу выдохнуть, потому что все это время Камиль был слишком близко. Он специально загнал меня в ловушку, лишив свободного пространства, и поглаживал пальцами тыльную сторону моей ладони и запястье.
Между нами не было никаких откровенных прикосновений, но даже такая маленькая порция ласки заставила мое сердце биться чаще.
А про дыхание и говорить не стоит, я сейчас больше похожа на паровоз. Пыхчу примерно с такими же звуками, и никак не могу остановиться, прийти в себя.
— Ничего и никого не бойся, Алена, — Камиль наклоняется, чтобы шепнуть мне на ухо. — Я здесь и никуда не денусь до конца вечера.
Это обнадеживает. Меня впервые есть кому защитить. Я любила и люблю своего отца, но даже он для меня такого не делал.