Незнакомец повернулся и зашагал вперед, то ли ожидая, что я последую за ним, то ли пытаясь отступиться от обещания проводить меня домой.
Конечно, он был прав. Дурацкий драгоценный камень в обмен на спасение жизни? Это небольшая цена. Но, Боже, как же больно было думать о подарке отца — о прекрасной сапфировой звезде — в руках этих мерзавцев. Как они будут ее трогать, засовывать в свои грязные карманы, а потом продадут кому-нибудь, кто никогда не узнает откуда она взялась.
«Папа меня возненавидит».
Чувство вины грызло меня острыми серебряными клыками. Если я расскажу отцу правду о том, что произошло, если у меня хватит смелости признаться, что я ушла, никому не сказав, он меня поймет. Простит.
Но что подумает обо мне этот человек? Он меня спас, а я, вместо того, чтобы радоваться, чуть не разрыдалась из-за пропажи ожерелья ценою в несколько тысяч.
Жизнь дороже какой-то побрякушки. А я уже не глупый ребенок.
Я никогда не была глупым ребенком.
«И не собираюсь становиться им сейчас».
Сорвавшись на бег, я догнала незнакомца и коснулась его предплечья.
— Прости. Тебе могло показаться, что я не благодарна. Что обвиняю тебя в том, что ты не отобрал у них ожерелье, — я облизнула губы. — Это не так. Мне просто жаль, что я им его отдала, но ты прав. Это всего лишь ожерелье.
Парень резко остановился, не сводя глаз с того места, где я его коснулась. Затем с трудом сглотнул.
— Не надо мне ничего объяснять.
— Нет, надо. Я у тебя в долгу. И не хочу, чтобы ты думал, будто я какая-то принцесса.
Он отстранился, поджал губы и оглядел меня с ног до головы.
— Какой по счету День рождения?
Я удивленно моргнула.
— Что?
— Сколько тебе исполнилось?
— О, гм..., — я изо всех сил пыталась уйти от этого вопроса. Не потому, что хотела сохранить в тайне свою личную жизнь, а потому, что он был старше меня.
Незнакомец выглядел лет на двадцать пять, в нем чувствовалась суровость, свойственная людям, ежедневно борющихся за выживание. Он был сильным там, где я была слабой. Мне не раз приходилось сражаться, но только в залах заседаний и на совещаниях, а не на улицах.
Парень вздохнул.
— Я понял. Ты не обязана мне говорить, — он отвернулся и зашагал дальше в своих стертых грязными кроссовками джинсах.
— Нет, подожди, — я побежала за ним. — Я хочу тебе сказать.
Он остановился, и я его догнала, сразу почувствовав себя рядом с ним очень комфортно, хотя совсем его не знала.
— Мне исполнилось девятнадцать.
Из его груди вырвался тихий, короткий смешок.
— Ого, я знал, что ты еще юна, но не настолько.
— А ты думал, сколько мне?
Он прищурился.