Клавдея с трудом переминалась на окоченевших ногах. Вокруг нее по густо заиндевевшим стенам блуждали тусклые зеленые зайчики, иногда вспыхивая мелкими радужными точками на концах бесчисленных ледяных сосулек. А под мостком узорчато пенилась вода, билась в тесном срубе и, казалось, хотела его разбить и опрокинуть. Если бы Клавдея одна оставалась здесь ждать наступления вечера, она бы не выдержала. Но теперь, когда она знала, что рядом есть друг, который все время думает, заботится о ней, Клавдея находила в себе неведомо какие еще остатки сил, чтобы держаться в этом злом холоде. Друг! Это слово ласкало и грело. Друг! Самое большее, что нужно всегда человеку.
Снова дверь распахнулась. Финоген замахал рукой:
— Тетка, айда скорее!
Помог ей пройти по обмерзшему мостку, вывел за дверь, постоял возле все так же неустанно вертящихся и пылящих белым «бусом» жерновов, сделал Клавдее знак: «Замри», — и спустился к мучным лярям. Клавдея услышала, как он нарочито громко сказал кому-то:
— Паря, ну-ка вынеси мне в сани тальянку да пошарь там под лавкой, топоришко я положил, — и через минутку свистнул.
Клавдея догадалась: это ей.
Возле мучных ларей не было никого. Из каморки мельника пробивался громкий мужичий хохот. У распахнутых нижних дверей мельницы, под помостом, стояла лошадь, запряженная, в сани с «пялами» — высокой спинкой. На санях, ближе к задку, лежало несколько туго набитых мешков, а в головках набросаны объедки сена. Финоген, моргая запудренными мукой ресницами, толкнул Клавдею в спину:
— Падай скорее в сани, — и тут же прикрыл ее пропахшей душистым сеном дохой. — Тебя в город?
— В город.
Падая в сани, Клавдея успела заметить только, что в пасмурном небе, довольно высоко над землей, светится желтое пятно — солнце. Значит, день пошел едва лишь на вторую половину. А ей казалось — сто раз он уже кончился. Вот спасибо человеку! Из-под дохи она услышала чей-то виноватый — не Финогенов — голос:
— На-ка те тальянку. А топора, знашь, нигде нету. Куды ты его положил?
— А черт с ним! — сказал Финоген. — Может, я его вовсе не брал из дому?
Прямо на плечи Клавдее он положил свою тальянку, нежно хрипнувшую басами, и понукнул коня:
— Трогай!
Полозья саней весело запели на мерзлой дороге.
Вместо одного месяца, Иван Максимович проездил целых три. Даже такие праздники, как рождество, новый год и крещенье, он провел не дома, кстати не очень и сожалея об этом. Заключение выгодных сделок, приобретение новых — и очень значительных — связей заменили ему, деловому человеку, привычный домашний уют.