— Ты ее чуть не забыл, — сказал он без тени сарказма.
Баст взял книгу, сделав вид, что страшно удивился.
— Ой, да! Спасибо, Реши!
Трактирщик пожал плечами, и его губы сложились в улыбку.
— Не за что, Баст. Пока будешь бегать по делам, раздобудь еще яиц, ладно?
Баст кивнул и сунул книгу под мышку.
— Больше ничего не надо? — услужливо спросил он.
— Ну, и, может, морковки заодно. Сделаю-ка я рагу сегодня на вечер. Нынче у нас поверженье, народу набьется, надо же их чем-то кормить.
Говоря это, он слегка приподнял один уголок губ.
Трактирщик уже собрался было уйти, но остановился.
— Ах, да. Вчера вечером парнишка Уильямсов забегал, тебя спрашивал. Передать ничего не просил.
Он приподнял бровь, глядя на Баста. Этот взгляд говорил больше, чем он говорил.
— Понятия не имею, чего ему надо, — отвечал Баст.
Трактирщик неопределенно хмыкнул и снова направился в общий зал.
Не успел он пройти и трех шагов, а Баст уже вылетел за дверь, навстречу утреннему солнышку.
Ко времени прихода Баста его уже дожидались двое детей. Они играли на огромном полуповаленном серовике, что лежал у подножия холма: забирались наверх по его покатому боку и спрыгивали в высокую траву.
Зная, что мальчишки за ним следят, Баст поднялся на невысокий холм не спеша. На вершине холма стояло то, что ребята называли «грозовым деревом», хотя сейчас от него оставался только ствол без ветвей, ненамного выше человеческого роста. Кора с него давно уже облетела, и солнце выбелило древесину, точно голые кости. Лишь на вершине опаленного ствола, даже столько лет спустя, чернела неровная отметина.
Баст пальцами дотронулся до ствола и медленно обошел вокруг дерева. Двигался он по часовой стрелке — в том же направлении, как солнце движется по небу. Правильный путь для созидания. Потом повернулся и сменил руки, медленно сделав три круга противосолонь. Этот путь — вопреки миру. Путь разрушения. Он ходил и ходил взад-вперед, будто дерево — катушка, а он наматывает и разматывает.
Наконец он сел, привалясь спиной к дереву, и положил книгу на ближайший камень. Тисненые золоченые буквы сияли на солнце: «Целум тинтуре». Баст принялся забавляться, кидая камушки в протекавший по соседству ручеек, что взрезал пологий склон холма напротив серовика.
Минуту спустя на холм медленно поднялся кругленький белобрысый мальчишка. Это был младший сын пекаря, Бранн. От него пахло потом, свежим хлебом и… и чем-то еще. Чем-то неуместным.
В медленном приближении мальчишки было нечто ритуальное. Поднявшись на низкий холм, он немного постоял тихо, единственный шум издавали двое детей, играющих внизу.