Сейчас отблески красного света играли на его волосах, как пламя на снегу.
Свет превратил его невероятно синие глаза в столь же невероятно фиолетовые. Он бросал на лицо Джулиана танцующую тень, подчеркивая красоту верхней губы, как будто высеченной из камня. Он создавал дьявольское сияние вокруг — Джулиан был соблазнителен, как смертный грех, и величествен, как дьявол.
На нем были черные, облегающие, как вторая кожа, брюки и жилет без рубашки. Красный свет исходил от факела, который он держал.
Дженни с ужасом осознала, что ее джинсы помялись, оттого что сохли прямо на ней, а рубашка выглядела так, будто она ползла по дымоходу.
— Ты пригласил меня, и вот я пришла, — сказала она.
Он ответил так непринужденно, словно они разговаривали уже несколько часов:
— Да, вы плохо начали. Не смогли избежать простой ловушки. Даже не знаете, в какую игру играете.
— Какой бы она ни была, это последняя игра, — отрезала Дженни.
Сейчас она чувствовала себя не так, как раньше, когда ей казалось, что она мысленно постоянно сражается с ним — неважно, рядом он или нет. Борется с его чувственностью, с его красотой, с воспоминаниями о его прикосновениях…
Тогда часть ее существа страстно желала того момента, когда она прекратит борьбу, желала полной капитуляции. А сейчас…
Дженни стала иной. Ее изменил огонь, сквозь который она прошла во время предыдущей игры. Он сжег ту ее часть, которая отвечала Джулиану взаимностью, которая жаждала опасности и дикости. Дженни выжила, пройдя сквозь пламя, — и очистилась. Возможно, она не стала такой же сильной, как Джулиан, но ее воля закалилась.
Она больше никогда не уступит. И это означает, что все между ними стало иначе.
Джулиан заметил изменения, которые произошли с его собеседницей.
— Еще света? — спросил он и сделал жест, как будто написал в воздухе какой-то знак.
«Кеназ, — подумала Дженни. — Одна из рун, которые она вырезала на двери».
Стоило Джулиану пошевелить своими длинными пальцами, свет, казалось, заструился волнами. Эффектным движением фокусника он материализовал из воздуха другой факел.
Дженни с непроницаемым лицом захлопала в ладоши.
Глаза Джулиана засветились голубым, как пламя газовой горелки.
— Ты же не хочешь рассердить меня. Не так быстро, — произнес он с пугающим спокойствием.
— Предполагалось, что я буду потрясена?
Он внимательно посмотрел на нее.
— Ты ведь действительно не хочешь рассердить меня?
О, он был великолепен! Нечеловечески, непостижимо! И такой живой! Он, казалось, излучал энергию. Но Дженни была тверда как сталь.
— Где Том? — спросила она.