И вот тоже хитрость — свет был, а жара, духоты и характерного запаха от множества горящих ламп не было. И самих ламп дух не увидел — свет брался словно из ниоткуда.
Значит все же богатая, только... что ж она завалящего ковра-то не велела положить? Ладно, сейчас лето, а зимой? Надо думать, ноги-то отмерзнут. Или высоко — так и ничего? И, вот еще странность — переменив платье на шелковые штаны и рубаху, по виду мужские, а по цвету — явно дамские, ведьма не позвала прислугу, а принялась сама готовить себе чай.
Черандак наблюдал, пытаясь увязать то новое, что увидел с прошлым опытом. Не вязалось. И собачьи воспоминания помогали плохо, можно сказать — никак. Собака — хороший зверь, умный и верный, но мир видит иначе. Псом он воспринимал окружающее мутным, мерцающим, в одном цвете — либо желтом, либо голубом и, в основном, через нос. Но с запахами произошла какая-то беда, они стали все сплошь резиновые: резина с яблоком, резина с колбасой, резина с потом, резина с кровью... точнее, кровь с резиной.
Черандак заново знакомился с миром. И так увлекся, что едва не упустил момент, когда ведьма заговорила. Странно — никакого гостя в доме не было, но, поразмыслив, дух сообразил, что беседует ведьма с плоской мерцающей штукой на красивых коленях, обтянутых резиной с запахом ног и другой резины.
— Ответь! Ответь же мне, — повелительный голос сорвался на тихий шепот, наполненный тревогой и нешуточным отчаянием. — Ответь, я знаю, что ты дома, а этого... нет!
Слово "этого" ведьма почти выплюнула, так выплевывают ругательства.
Наконец штука пискнула и черандак отчетливо расслышал женский голос: молодой, сонный, недовольный:
— Какого черта, а? Я едва уснула в пять утра!
— Соня, пожалуйста, послушай... выслушай меня, — выдохнула ведьма, — не отключайся, прошу. Последний раз, клянусь, больше не побеспокою, чтоб мне душу потерять.
— Хлебать мой суп!, — раздалось из артефакта неизвестной природы но понятного назначения, — сколько у тебя еще симок, а? Еще немного, и у меня черный список пополам треснет. Ты достала меня, ты в курсе? Хочешь, чтобы я заявила, что меня преследуют?
— Родную бабушку под суд подведешь? — неуверенно улыбнулась ведьма.
— Двоюродную. И то гадательно. Документального свидетельства я так и не видела.
— Ты же мне сама не позволила...
— Я похожа на идиотку? — Голос неведомой Сони прозвучал возмущенно и обижено, но острый слух черандака без труда различил: и то, и другое наиграно. Женщина была раздосадована, но не зла. И не напугана — уж страх то дух узнал бы под любой маской. — Кто же ведьме свою кровь даст?