= Не… подда…вайся… Мерл…и…!
Словно в воду, а точнее в нечто похожее на густой кисель или нефть, такую вязкую, липкую, неподатливую жидкость, которая не просто топила в себе, но еще и связывала движения. Словно что-то огромное цепями окутало её конечности, и начало тянуть за собой в самую пучину.
Этому было невозможно сопротивляться, но она все равно пыталась.
Все её инстинкты кричали об одном: «Если она сдастся — это будет конец».
А потому она дергалась, вырывалась, каталась из стороны в сторону, но сопротивлялась, пока оставалось на это сил.
= Бори…сь… От…ве…
Реальность крутилась, словно весь мир сошел с ума и в ушах стоял чей-то издевательский смех.
«Я… помню этот голос…»
— Что, думала, если перережешь себе горло, то умрешь и избавишься от этого кошмара? — с издевкой произнес её хозяин, схватив девушку за волосы и подняв перед собой. — Ну что за тупое животное! Тьфу! — он плюнул в избитое до крови лицо. — Ты умрешь только тогда — когда Я ЭТОГО ПОЖЕЛАЮ! Ха-ха-ха-ха-ха! А теперь слизывай всю грязь, что ты тут наделала, это приказ!
— Д…а… хо…зяи…н
Она помнила его.
Даже если бы хотела, никогда бы не сумела забыть его лицо, его голос, его глаза, все это было вырезано в её памяти, от словно нескончаемых пыток и насилия, которое ей пришлось пережить. Она не помнила, сколько времени провела в его комнате как игрушка, по ощущениям целую вечность, но вскоре она была выброшена из-за двери и брошена в коридоре.
— Ты мне надоела. Даже кричать нормально не умеешь. Ну что за бездарное животное. Убирайся!
Потому её выбросили.
Как использованную вещь, как огрызок от некогда сочного фрукта, который побрезговали доедать. В тот миг она не испытала удовлетворения или облегчения, а лишь еще сильнее заплакала. Её похитили из дома, осквернили, а затем выбросили и она теперь больше никому не нужна.
= Сопр…отив…л….
И самое худшее, что она все еще не могла умереть, чтобы смыть с себя этот позор.
А дальше были унылые и одинаковые годы.
Один похожий на другие.
Стирка, уборка, готовка, мелкие поручения и прятки от разъяренных господ или завистливых собратьев по несчастью. И голод… нескончаемый и не прекращающийся голод. Еды всегда не хватало и когда удавалось урвать хотя бы каплю даже холодной крови — это позволяло прожить еще один день. И пить приходилось, ведь если слишком ослабнуть, то крови дадут, но затем серьезно изобьют и замучают, не дав умереть и заставляя подчиняться.
Она помнила, как их заставили смотреть на одного отчаявшегося бедолагу, с которого сняли кожу и жгли на огне. Его крики до сих пор звенели в голове.