– Вот зачем ты надела именно это платье? – останавливаясь взглядом на одном голом плече, прохрипел Осман.
– Затем, что на меня больше ничего не налезло! – зло бросила я, не понимая, как от вежливого холодного общения мы вновь перешли в контратаку. – Вот и помогай тебе после этого!
– Не уходи от темы, – вдруг вновь став спокойным и нахмурившись, проговорил он. – Что у тебя с Глебом? Он отказался от ребенка?
– Господи! Да сколько можно?! Я устала от твоего бреда! – сжавшись, прошептала я, не имея сил противостоять ему. – Оставь меня в покое!
– Почему Глеб встречается со своей домработницей, в то время как ты ждешь от него ребенка? – и не думал успокаиваться этот упрямец.
Но удивительно было то, что, судя, по его словам, он следил за ним. И видимо, за мной тоже. Только вот зачем? Зачем так заморачиваться? Хотя при его деньгах для него это ничего не стоит…
– Может, потому, что это твой ребенок, а не его? Или потому, что он уже несколько месяцев пытался добиться расположения Маруси? – устала спросила я. – Оставь Глеба в покое, ради бога! И меня оставь! Я подпишу все бумаги, и мы больше никогда не увидимся. Я не хочу тебя знать! – чувствуя, как последняя капля самообладания покидает меня, прорычала я.
Встав, я предприняла попытку пересесть подальше, только вот сильные мужские руки, неожиданно перехватившие меня, не позволили мне этого сделать.
– Что ты себе… – хотела было возмутиться я, но Осман проворно усадил меня к себе на колени и, обхватив за голову, накрыл мой рот своим, раздвигая мне губы и вторгаясь своим проворным языком в мой распахнутый от шока рот.
Стон протеста хотел сорваться с губ, но потонул в нем, так и не сумев вырваться на волю. Осман целовал зло, с какой-то одержимой яростью и голодом, словно помечая, пока я изо всех сил пыталась взять под контроль свое предательское тело. Соски тут же затвердели, а тело напряглось в ожидании его прикосновений.
Будь он проклят! Какое унижение! Даже после всего, через что этот мужчина заставил меня пройти, мое тело жаждало его. Скучало по нему и тут же таяло, стоило ему приласкать его. Хотя лаской это насилие его рта назовешь с большим трудом. Именно эта мысль о собственном грехопадении и дала мне силы, прервав поцелуй, влепить Осману оглушающую пощечину.
– Заслужил, – поморщился он, отстраняясь от меня и потирая покрасневшую щеку ладонью.
– Держись от меня подальше! – прошипела я, вскакивая с его колен, злая на его бесцеремонную выходку.
– Будем считать, что виной всему твое платье. – прохрипел он, наблюдая за тем, как я пересаживаюсь в другой ряд, подальше от него.