Меня бесило то, что, вместо того чтобы злиться, я внезапно залипла на его оголенных предплечьях. Осман переоделся в хлопковые белые брюки и рубашку. Белый цвет соблазнительно оттенял медовый оттенок его кожи, отчего глаза выглядели ярче, приковывая к ним всё мое внимание. Чертово предательское тело охватило возбуждение, а память о случившемся в самолете лишь подогрела его.
– Силой? – зло нахмурился он, вырывая меня из моих размышлений. – Я когда-нибудь принуждал тебя к чему-либо?
– Что же ты делаешь теперь, по-твоему? Разве я не пленница? – распалялась я, наблюдая, как он встает, продолжая хмуриться. – Отпусти меня и…
– И что? Вернешься к нему? – прорычал он, хватая меня за плечи и разворачивая так, чтобы я опиралась бедрами на стол.
– Ты болен, Осман! – попыталась я оттолкнуть его за плечи. – У тебя навязчивые идеи…
– О да, болен. Еще как! Болен тобой! – прорычал он, проводя большим пальцем по моей нижней губе. Я замерла, пораженная его горячностью, ведь Осман всегда держал себя в руках. Да и это «похищение» никак не вязалось с ним и с его правильностью. Неужели он действительно испытывает ко мне такие сильные чувства?
От осознания этого закружилась голова, а дыхание с трудом вырывалось из груди. От его голодного жадного взгляда на мои губы у меня засосало под ложечкой, и я вдруг поняла, до чего же я безвольная и слабая. И как…
Додумать мне не дали. Осман прижался ко мне всем телом, буквально распластав на своем рабочем столе, и поцеловал. Поцеловал так, чтобы у меня не осталось никаких сомнений – я его. Хочу я этого или нет.
Своим поцелуем он словно утверждал права на меня. Сразу же врываясь языком и доминируя над моим ртом. Накрыл руками набухшую и увеличившуюся с беременностью грудь и начал жадно ласкать ее, пальцами отыскав сосок левой и играя с ним прямо сквозь тонкую ткань белой туники, в которую я переоделась после душа.
Лифчиком я с некоторых пор пренебрегала, надевая его только на выход, чем он и воспользовался, издавая страстные стоны в мой голодный до него рот.
– Осман! – попыталась я оттолкнуть его, да вот только в голосе моем проскальзывала мольба о большем, а не о том, чтобы он прекратил.
Словно поняв это, Осман начал спускаться поцелуями вниз по моей шее к ключицам, развязал тесемки туники и обнажил верхушку груди, жадно проводя языком и всасывая плоть в рот, пока я дрожала и издавала молящие неконтролируемые стоны.
Его склоненная надо мной голова и губы, так откровенно ласкающие, просто сводили меня с ума, заставив позабыть обо всем на свете. Я даже не представляла, что мне настолько не хватало его близости, она дурманила и пьянила, изгоняя все остальные чувства.