Откинув одеяло, Габриэлла поднялась с постели и пошла в сторону балкона. Жарко, душно и тесно — вот что мешало ей уснуть. Она распахнула настежь дверь и шагнула в свирепую ночь. Ветер холодными иглами впивался в нежную кожу. Молнии ярко и страшно освещали мрачные красоты поместья. А страх, который никогда не погаснет и не утихнет перед разбушевавшейся стихией, ледяным покрывалом укутал дрожащее тело и, свернувшись тугим узлом, осел где-то в районе груди. Было холодно и хорошо. Бушующие потоки воздуха, не щадя, остужали горячее стройное тело, но не достигали ни смятённой в последнее время души, ни часто бившегося сердца.
Когда ветер в очередной раз хлестнул обнажённые плечи, заставляя вздрогнуть всем существом, а небо в очередной раз вспыхнуло над особняком, освещая всё нереальным голубоватым светом, Габриэлла услышала:
— Мисс Хилл, ваш наряд вряд ли можно назвать подходящим для прогулок на воздухе.
Он стоял рядом на соседнем балконе. Верхние пуговицы белой рубашки беззастенчиво расстёгнуты, в руках полупустой бокал виски. Габриэлла вздрогнула то ли от его присутствия, то ли от холода, то ли от смущения и обняла себя руками, чтобы защититься от непогоды и его горящего взгляда. Её спальный наряд действительно не подходил ни для прогулок, ни для демонстрации посторонним. Обычное шёлковое боди, никаких кружев или нескромных вырезов, но оно, как и любое хорошее женское белье, должно было подчеркнуть сексуальность и представить фигуру в выгодном свете. И судя по реакции Захарии со своей первостепенной задачей оно прекрасно справилось. Он аккуратно поставил бокал в оконную нишу и, легко перемахнув на её сторону, взял ледяные руки Габриэллы в свои.
— Вы замерзли, Габриэлла, — тихо произнес Захария и притянул её к себе.
Если бы ворот рубашки, как ему и положено, был бы застегнут, она бы уткнулась в него, но судьба распорядилась иначе, и Габриэлла благополучно нырнула в тепло его тела и прижалась щекой к ключицам. Она сделала вдох и поняла, что пропала. Кожа Захарии пахла мылом, немного одеколоном и мужчиной.
Габриэлла подняла голову и посмотрела на него. Упрямый волевой подбородок чуть вздёрнут, чётко очерченные губы плотно сжаты, взгляд странный: строгий, испытывающий и одновременно размытый, расфокусированный. Она поднялась на цыпочки и коснулась его губ невесомым поцелуем. Захария не оттолкнул, но и не ответил, продолжая прожигать её взглядом. Смущенная его молчаливым отказом Габриэлла замерла, потом шевельнулась в попытке высвободиться из его крепких объятий. Но он не отпустил, а подхватив на руки, понёс обратно в спальню.