– Ни капли, – ответил пациент. – В книге я рассказал, как правильно обучить школьника, без бюрократов. И мы как вид просто обязаны обучать будущие поколения по моей схеме.
– Занятно, а как выглядит книга?
– Без пафоса, стандартный шрифт, бордовая обложка. Хотите, я перескажу главные принципы?
И он в течение часа с придирчивой достоверностью рассказывал всё, что помнил. Окончив прием, я был в смятении: идеи, изложенные гражданином Рядовым, были логичны и, мало того, они мне нравились, получалось, книга не отображала структуру бреда. Оставалось лишь прочитать монографию и соотнести написанное с услышанным.
Вечером, приготовив глинтвейн, я решил погрузиться в творчество Рядова. Книга была написана очень грузным, витиеватым языком с обилием сравнений и сложных речевых оборотов. Многое из сказанного пациентом прослеживалось на страницах монографии. Поэтому не было оснований сомневаться в авторстве. Но мои надежды на вменяемость Рядова разрушило повторное заключение патопсихологов, они констатировали распад личностных структур и обострение болезни. То есть как бы я ни хотел видеть в больном сохранную личность, возможно, импонируя ему, тяжелое заболевание прогрессировало.
– Опять будем говорить о моей книге? – поудобнее расположившись в кресле, спросил Рядов.
– Я хотел бы спросить, вы давали кому-либо читать ваш труд?
– Мама и папа её читают.
– Читают? – я приподнял брови.
– Да, вчера им звонил. Они застряли на двухсотой странице, обещали ускориться. Просто, я пообещал соседу дать почитать монографию, – ответил Рядов. – Возраст, что поделаешь.
– Спасибо, – я обвел слово «авиакатастрофа» в истории болезни пациента, – А вы не могли бы сейчас позвонить им? Хотел бы расспросить о вашем детстве.
– Конечно, могу, если дадите телефон.
Он набрал несуществующий номер и на полном серьезе стал обсуждать мою просьбу с тишиной в трубке. Посыпался шизофренический бред. Получалась такая картина: патологический дефект в виде бреда брал начало с момента гибели родителей. То есть книгу писал относительно сохранный человек. Он даже опубликовал её, заказал небольшой тираж. Потом случилась трагедия, которую он отказался принимать, и вся последующая реальность была искажена. А книгу, не читая, причислили к продукту бреда. Вот так все зерна были отделены от плевел. Затем последовал новый курс терапии, недолгая ремиссия, снова терапия, ещё более короткая ремиссия и снова терапия, больной на глазах приобретал вид пациента с хроническим психическим заболеванием: он перестал за собой ухаживать, похудел, стал всё больше заговариваться и отводить взгляд при беседе, да и его речь стала менее связной и прагматичной. И через пару лет Семён Аркадьевич умер от сердечной недостаточности. Родных у него не было, впрочем, как и друзей. Пациента Рядова похоронили на больничном кладбище. Вот такая трагическая судьба.