Понять более мелких исполнителей мне помогал понтифик. В эту пору господствующей была христианская религия, и священники, не говоря о самом Папе, имели огромный авторитет. Я собирал обычных мелких чиновников на неформальные встречи с угощением, беседовал с ними, старался создать атмосферу доверия и понимания. Вначале меня дичились, не принимали, отделывались общими фразами. Но на второй-третьей встрече лёд начинал таять, мне задавали вопросы, и я также расспрашивал их о работе, жизни, планах.
Лев, присутствуя на этих собраниях, оказывал неоценимую поддержку – он пользовался народной любовью, и при этом в общении был прост и добродушен. Однако вскоре он препоручил эту миссию одному из своих священников – отцу Домини́ку, высокому, худому монаху с неизменными чётками в руках, справлявшемуся со своим делом не хуже Папы. В конце концов, видя столь значительных лиц, императора и духовного отца рядом с собой, проявлявших к ним искренний интерес, не чванившихся своим положением, люди начинали расслабляться и высказывать сокровенное.
Помимо ценных сведений, полученных мной в этих беседах, отец Доминик потом подсказывал, где проскакивала фальшь и неискренность, от кого не следует ожидать верной службы. Долгие годы служения и природная проницательность позволяли ему видеть человека гораздо глубже, чем я. Обычно, посещая наши собрания, он молча сидел в уголке, перебирая чётки и внешне отсутствуя.
Но иногда, во время особенно пламенной речи какого-нибудь чиновника, повествующего о своих заслугах, улыбался и покачивал головой, или бросал внимательный взгляд на говорившего. И часто такого знака было достаточно, чтобы тот сбивался, начинал мямлить, и даже признаваться в своих не совсем праведных деяниях. Обычно я старался поддержать такого «кающегося грешника», ставил его в пример другим, выражал надежду на хорошие дела в будущем.
При этом священник никогда не злоупотреблял своим положением и не ставил своё отношение к людям в зависимость от их церковности. Для него, как и для понтифика, всегда главным было подтолкнуть человека к добру в форме честного служения общему делу. Конечно, в иное время он занимался своими прямыми обязанностями – церковными службами, проповедями и укреплением христианской веры, но это была та часть его служения, которая меня не касалась.
Вскоре я наметил первые перестановки, но пока никаких шагов не предпринимал – заменять двух-трёх чиновников было бесполезно, первый шаг должен получится более решительным. И меня беспокоил очень важный вопрос – финансы. Управлял этой отраслью Гней Ульпий – человек очень умный, хитрый и скользкий. Ухватить его за руку, вывести на чистую воду я не мог: внешне Ульпий действовал безупречно, не давая ни малейшего повода к недоверию. Но я ясно видел, что большие деньги идут мимо казны.