Корабль «Полумесяц» стоял на якоре в побуревших водах залива. Он был достаточно открыт. Это было торговое судно, построенное в Англии, с парусами практичного коричневого цвета. Пузатое, словно жена бюргера. Но флага на нем не поднимали и готовы были быстро сняться при появлении французского патруля.
Бретоны отправились к нему не сразу, это значило бы обнаружить слишком большое нетерпение. Они не рассчитывали и на обычное приглашение ночевать на борту — Пьер утверждал, что это лишь дает партнеру преимущество вести дела на своей территории. Поэтому, добравшись до залива, они первым делом разбили на берегу лагерь. Они не признавались друг другу в том, что настоящая причина этого заключалась в Пьере. Он терпеть не мог плавучие средства крупнее килевой шлюпки. На борту большого корабля он был способен провести всего несколько часов, у него начинали трястись руки, а уж заснуть там — для этого он должен был быть мертвецки пьян. И даже во сне его преследовали жуткие кошмары о днях, проведенных на галерах.
Неровная линия прилива отмечалась почерневшим от морской воды плавником, выброшенным на берег. Кругом было пусто, не видно никаких торговцев: они пришли первыми. Они разгрузили пироги, развели костер, а потом принялись возводить пару временных укрытий. Конструкция была незатейливой: всего лишь пара очищенных жердей для вертикальных стоек, и еще две — под углом к земле — служили каркасом для крыши из хвороста и пальмовых листьев. Тем не менее, она защищала от ветра и частых в это время года дождей, хотя при более мягкой погоде для этого хватило бы и одеяла.
Укрепляя пальмовые листья на отведенном ей шалаше, Сирен критическим взором окинула другой. Он был немного больше по размеру, но этого было явно недостаточно. Пьер и Жан, вероятно, забыли, что Рене тоже придется спать в нем, либо они ожидали, что он останется на ночь на корабле. Если бы он все же решил ночевать на берегу, вчетвером им было бы тесно. А может, и нет, ведь в таких экспедициях Бретоны обычно по ночам по очереди несли караул.
На случай обеда на корабле Сирен взяла с собой лучший лиф и юбку и самый изящный чепец. Правда, они не особенно отличались от остальной одежды. Роскошь в одежде для нее значила немного, хотя иногда казалось, что вся колония помешана на ней. Обладание самыми модными нарядами, какие можно было достать, даже если они более чем на пару лет отставали от стиля Парижа или Версаля, видимо, позволяло людям меньше ощущать свою оторванность, обреченность на вечный провинциализм. Когда Сирен с родителями только приехала сюда, у нее был приличный гардероб. В первый же год она выросла из большей части своей одежды. Оставшееся она латала и надставляла — из одной юбки выкраивала оборку для другой; ставшее слишком узким платье шло на лиф и пару карманов, из пригодных лоскутов от сорочки получались чепец и косынка и прочие необходимые вещи, но от постоянного ношения и стирки в реке почти вся оставшаяся одежда превратилась чуть ли не в лохмотья. Пьер и Жан иногда покупали ей несколько локтей материи, но по большей части это были грубые ткани — местный товар резких расцветок и с аляповатыми рисунками.