— Послушай-ка, любезный! Ты кто таков?
— Я бур, господин офицер, — с достоинством ответил Питер Мариц.
— Это я вижу. Имя твое как?
— Питер Мариц Бурман.
— Погоди-ка минуточку, — молвил офицер и, порывшись в кармане, вынул какую-то бумагу и стал по ней бегать глазами.
— Так ты и есть Питер Мариц? Очень приятно познакомиться. Джек, возьми-ка его лошадь за повод, да смотри покрепче держи.
— Что это значит? — в негодовании воскликнул бур.
— Ничего больше, как то, что ты арестован.
— На каком основании?
— Об этом, дружок, не беспокойся, основание имеется вполне достаточное. Нам достоверно известно, что буры готовят восстание против законной английской власти и повсюду разослали своих подстрекателей, и ты не последний. Твое имя значится в списке на почетном месте, — иронически добавил офицер. — Кстати, признайся, нет ли при тебе каких-либо прокламаций, призывов к мятежу или чего-нибудь подобного? Предупреждаю, что в таком случае тебе не сдобровать.
Офицер сделал красноречивый жест, как бы изображая выстрел из револьвера.
— Мятежных воззваний, — с ударением произнес Питер Мариц, — у меня не может быть: независимой республике Трансвааль нет нужды подымать мятежи — она ищет лишь своих законных прав.
— Те-те-те! — протянул офицер. — Да ты, как я вижу, парень строптивый. Однако мне некогда с тобой разговаривать. Отвести его к старшему офицеру форта, — распорядился он. И вдруг добавил: — Погоди, почему это мне знакомо твое лицо? Ты не принимал участия в войне с зулусами?
— Да, я состоял при штабе главнокомандующего.
— Вот-вот! Ты, кажется, был переводчиком?
— Да, мингеер… Мне кажется, что и я вас узнаю. Вы участвовали в преследовании и поимке Сетевайо. Я припомнил…
— Ай-ай-ай! — покачал головой офицер. — Ты был на таком хорошем счету, а теперь, как мне известно, путаешься в этих скверных делах, которые затевают ваши глупые мужики… Жаль, очень жаль. Ты был для нас полезен… Очень, очень жаль. Рад был бы не делать тебе неприятностей, но все же отпустить тебя не могу… Вот вином разве тебя угостить? — сказал он, берясь за флягу на поясе.
— Нет, благодарю, вина я не пью, — возразил Питер Мариц, — а вот если бы вы были так добры…
— Говори, говори, в память твоих прошлых заслуг я готов для тебя что-нибудь сделать.
— Я опасаюсь за свою лошадь, — сказал бур. — Я не знаю, что меня ждет, а без меня, боюсь, лошадь испортят. Если бы вы согласились сдать ее кому-либо из здешних буров с адресом, который я напишу, чтобы коня отправили в Преторию, я был бы вам очень признателен. Да еще вот ружье, очень дорогое для моей семьи как память об отце, которому оно принадлежало.