Харон отсалютовал шестом и отчалил. Прилягу на ставшем уже родным камешке. Тяжко спасать мир без привычки. Только закрыл глаза, как острая боль заставила выгнуть спину и зашипеть. Ошейник раскалился, горло сдавил. Хочу взвыть, но никак. Только и могу, что шипеть, изгибаться и царапать камни когтями.
Эхо подхватило и унесло «А-А-А-А!» под потолок, закрутило в облаках и каменных сосулях.
Когда отпустило, чую: мокро. Открываю глаза, а Микки из кувшина воду на ошейник льёт. Многочисленные глаза вопросительно мигают.
– Не волен я. Возращения требуют. Мне же без обода возврату нет.
Не голос – позорный писк. От стыда глаз не поднимаю, разглядываю обломки когтей. Ох, и болит обожжённая шея.
– Приезжай в наши леса, Микки, угощу на славу. Демоны ведь по твоей части. Но не обессудь, из знакомых демонов только худосочный… Для запаха и аппетита его нутро зайцем с травами нафарширую.
Ошейник затихает. Прохладная вода убирает боль. Миктлантекутли вздыхает и успокаивающе гудит. Закрываю глаза и проваливаюсь в забытье.
*****
С утречка, после завтрака, Харон встал на скалу над рекой и, воздев руки к потолку, выпустил из глаз яркий свет. Два ярких красных луча принялись шарить по водам Леты. Дно высветилось, как на ладони.
Давно бы так.
– Стой, – кричу. На дне сверкнуло зелёным.
Плюхаюсь в воду, не раздевшись. В тусклом свете нащупал и выудил кусок изумруда размером с кулак. Тьфу, ты напасть, не то. Кидаю в кучу хлама.
– Давай, Харитоша, свети сызнова!
На второй раз достаю рыбину. Сильная, скользкая, с пол-руки будет. В пасти моя голова помещается, над острыми зубищами фонарик – он в темноте и светил зелёным.
На третий раз не тороплюсь. Аккуратно разгребаю донный ил, откидываю камни.
– Харон, обруч! С зелёным камушком! Нашёлся!
*****
Прощальный обед удался на славу. Простая вкусная еда. Летучие мыши, жаренные целиком. Оливки, маслины, виноград, сыр. Мясо зубастой рыбины с фонариком оказалось плотным, белым; под чарку за милую душу зашло. Вина было много: кислое, молодое, терпкое.
Микки через радужную дыру достал длинный овощ с зёрнами и пару человеческих ещё тёплых сердец – подношение тамошних волхов.
Человечину скормили скулящему Церберу, жёлтыми зёрнами же плевались на дальность. Харон уверял, что победа за ним. Но знайте: оборотня не переплюнуть.
За столом было шумно и весело. Шумели и веселились мы с Хароном; Микки же по обыкновению, молчал, зато пил за троих.
Ну и мы поднажали!
Пили за смекалку оборотня. Затем за хозяина. За гостеприимство, за богов наших и ваших, за присутствующих, за… да разве всего упомнишь.